Перейти к содержанию

ЮЛ

В запасе
  • Публикаций

    621
  • Зарегистрирован

  • Посещение

Сообщения, опубликованные ЮЛ

  1. ...В начале осени 1942 года выпла мощный полуметровый снеговой покров. На расчистку снега мобилизовали женский персонал. Я сидел в кабине самолета в готовности №1, когда возле самолета увидел девочку в гражданской одежде, белой вязанной шапочке с предлинными "ушами" и с лопатой длиннее её роста! Я открыл фонарь и спросил:Что ты здесь делаешь, малявка?" Она не смутилась и своим девичьим голоском бойко ответила:"Нет, ничто!" Проявляя к ней интерес, снова спросил:"Может быть ты и на танцы ходишь?" Она ответила:"Конечно хожу!" Я продолжал:"Тогда приходи сегодня вечером в столовую на танцы..."

    Вечером, придя в столовую, повстречал "малявку". Оказалось, она прекрасно танцевала с присущей ей русско-цыганской энергией и любовью. Это было первое свидание с моей долголетней спутницей жизни. После Петсамской операции наши две души слились в одну - семейную.

    Теперь, через многие годы, в дни праздников Победы, при встречах однополчан - фронтовиков, все это вспоминается, воспроизводится в рассказах, возвращая нас в боевую молодость!

     

    8. Эпилог

    Канули в лету годы Великой Отечественной войны. У каждого моего однополчанина сложилась своя судьба, началом которой была служба в авиации ПВО страны. Каждый из летчиков отдал все возможное здоровье небесной профессии, затем беззаветным гражданским трудом продолжали крепить мощь нашей Родины. Подстать летчикам, на трудовом фронте прославились и те, кто ковал победу на земле.

    Послевоенные жизненные пути всех, без исключения, фронтовых товарищей описать сложно, а частично, с кем имел и продолжаю поддерживать долголетнее общение, обязывает долг и совесть.

    Первый мой ведущий в начале моего пути был Козлов Георгий Иванович, с которым довелось учавствовать во многих боях, в послевоенное долголетие продолжил соколиную жизнь. В воинском звании полковник находился на различных командных должностях, передавая свои выдающиеся качества молодым поколениям летного состава.

    Власов Владимир Васильевич (дед (прим. Юла)) после ВОВ прошел путь войны над землей Северной Кореи, встречался и побеждал заокеанских "Сейбров". После 1960 года руководил на многих предприятиях Москвы гражданской обороной. Сейчас полковник на заслуженном отдыхе.

    Его друг жизни Власова (Недосекова) Клавдия Васильевна, занимавшаяся авиационным вооружением в период ВОВ, долгие годы отдала профсоюзной деятельности в крупном Московском педагогическом институте. (в прошлом году Клавдии Васильевны не стало (прим. Юла))

    Тимшин Виталий Арсентьевич - по здоровью расстался с поднебесной профессией, был рабочим на мебельной фабрике, проявив волю окончил МГИМО, прошел дипломатические пути в Монголии и других странах, трудовую деятельность закончил начальником отдела кадров при ЦК КПСС.

    Третьяков Георгий Петрович - продолжил летную службу и закончил ее заместителем командира полка, подполковником. В гражданских условиях зарекомендовал себя превосходным кубанским пчеловодом.

    Бабанов Владимир Васильевич - по окончании летной работы закончил МАИ и до конца земного пребывания работал ведущим авиаконструктором рука об руку с академиком А.Н.Туполевым.

    Мой напарник Зубков Николай Егорович в последствии проявил себя на корреспондентском поприще в краевой кубанской газете, а его жена - бывшая оружейница в нашем полку - Зубкова Галина Сергеевна за трудовые подвиги в выращивании и уборке кубанского зерна была удостоена ордена Ленина.

    Матвеев Виталий Аркадьевич - отдает многие десятилетия свои способности воспитанию школьных поколений в должности преподавателя средней школы в г. Геленджик.

    Тихоплав Таисия Федоровна - в годы ВОВ оружейница и бессменный комсомольский вожак - после демобилизации сосредоточилась на партийной работе в области культурного и духовного воспитания молодежи, занимая долгие годы пост руководителя отдела культуры Челябинского отдела КПСС.

    Гусинский Тимофей Демидович в армейской авиационной стезе достиг должности командира эскадрильи и продолжил летную жизнь в гражданской авиации. Его дар и способности ярко проявились в поэзии. Множество его стихов и поэм посвящены фронтовым товарищам. Его поэтические произведения изданы на Украине, где он принят в члены Союза писателей.

    Моим преемником в должностикомандира 1-ой ИАЭ стал капитан Никулин Николай Яковлевич. Более 35 лет он посвятил службе в авиации, уволился из аармии в должности инспектора Главного штаба авиации ПВО страны в звании полковника и продолжил трудовую деятельность в научно-исследовательском оборонном предприятии.

    И о себе... По окончании ВОВ мне посчастливилось стать слушателем комфака Военно-Воздушной академии ВВС, на её 22-м приёме, который был прозван "золотой ордой" за большое количество награжденных орденами среди принятых. Окончил Академию с отличием и золотой медалью и, вопреки моему желанию, с угрозой невыдачи двухмесячного денежного содержания, был назначен Командованием авиации ПВО страны (с подачи генерала Пестова за дипломную работу о боевых порядках реактивных истребителей) на должность офицера, а затем начальника исследовательского отдела по боевому применению истребителей ПВО.

    Моя мечта стать строевым командиром сбылась в 1953 году. По моему рапорту я был назначен заместителем, а далее командиром многоаварийного 70-го ИАП в г.Харьков. К 1958 году полк вошел в число передовых авиачастей ПВО страны, за что я был определен кандидатом на учебу в академию Генштаба Советской Армии.

    Но неожиданно получил предписание - формировать специальную войсковую часть для обучения летного состава стран Варшавского договора, ВВС и ПВО Советской Армии ракетным стрельбам и авиационного обеспечения зенитно-ракетных стрельб на полигоне Ашулук.

    Созданным в г.Астрахань 116-м УЦБП руководил 8 лет. Затем был начальником Армавирского Высшего Военного авиационного училища летчиков и после двух выпусков молодого летного пополнения перемещен на должность первого заместителя командира корпуса ПВО страны в г.Пермь.

    На Урале выполнял возложенные на меня функции по руководству авиационными, зенитно-ракетными, радиотехническими полками и другими различными подразделениями и службами Корпуса, дислоцированного на просторах от г. Котлас до г.Тюмень и от г.Екатеринбург до Баренцева моря.

    По достижении 50-летнего возраста мне сообщили, что после трехразовых представлений на повышение воинского звания повторять представления не будут. Тогда я подал рапорт на увольнение в запас в звании полковника, годным к летной работе, с 8-летним стажем на генеральских должностях и общей воинской выслугой 54 года. Рапорт был удовлетворен.

    Не допуская разрыва в трудовой деятельности, поступил на работу на предприятие космической промышленности в г. Королев Московской области, на котором 24 года в качестве научного сотрудника выполнял работы по экономическому, временному и организованному обоснованию программ развития ракетной и космической техники.

    По достижении 75-летнего возраста закончил трудовую деятельность в государственном предприятии и освоил новую "специальность" (в деревне, на даче) - садовода, огородника и пчеловода в которой поставил цель и намерен быть лет до ста,- и без старости!

     

    В.П.Знаменский, март 2003 года.

  2. 7. На земле фронтовой.

     

    Фронтовая жизнь истребительного авиаполка слагалась не только из вылетов на отражение воздушного противника и боёв. Нужно было где-то размещаться, отдыхать, принимать пищу, ремонтировать самолеты, готовить боевое снаряжение, при необходимости подлечиться и т.д.

    Ко дню прибытия на аэродром "Арктика" на нем небыло стационарных строений для размещения личного состава нашего 767-го полка. Летчики поселились в автобусах, а техсостав в палатках, но было холодно.

    Все взялись за ломы, кирки, лопаты и стали отрывать землянки в промерзшей приаэродромной земле. Использовалась каждая свободная минута между вылетами. Летчики нашей первой эскадрильи раскопали склон аэродрома со стороны реки Кола, слева от взлетно-посадочной полосы, и соорудили землянку в 20-30 метрах от стоянки самолетов. Техсостав соорудил две полуземлянки - мужскую и женскую - в склоне плоскогорья. через неглубокий овражек от стоянки самолетов.

    Постепенно летную землянку с бревнами в три наката облагородили строганными досками, оборудовали "буржуйкой" для обогрева и двухярусными нарами, и в ней провели все фронтовые годы, когда полк базировался на аэродроме "Арктика".

    Питались в столовой - строении барачного типа, расположенной в метрах 150-ти на противоположной от землянки стороне, через взлетно-посадочную полосу. Летчиков кормили добротно, техсостав - хуже. В продуктах питания преобладали: сушеный картофель, соленые овощи и концентраты, завезенные по ленд-лизу транспортом из США и других стран - союзников. На одной из консервных мясных банок я прочитал: "Сделано в США, г.Чикаго, 1914г."! На ужин нам выдавали и боевые сто грамм "Шереметьевской заразы", так прозвали мы пахнущую керосином коньячного цвета водку, производимую на Кольском спиртзаводе, директором которого был Шереметьев.

    Для профилактики от заболевания цингой и пополнения недостатка витаминов нас поили горьким-прегорьким отваром хвои, который девушки-оружейницы и прибористки противились принимать. Это отразилось на их здоровье,- появилось цинготное заболевание, на ногах нарывы. Летчики, видя такую беду, отдавали девушкам свои пайки шоколада.

    Зачастую летчики возвращались после боя с пулевыми пробоинами и различными серьезными повреждениями. Поврежденные в боях самолеты ремонтировали под открытым небом, на стоянках. Особенно тяжко было техсоставу в зимние холода.

    Помнится в зиму 1942 - 1943 годов я возвратился на поврежденном самолете и срочно предстояло менять мотор, но наступила очень морозная ночь. Техники накрыли моторную часть самолета чехлами, зажгли и поставили полярные лампы для подогрева и приступили к замене мотора. Утром я повстречал механика сержанта Гену, участника этой замены. Посмотрел на его руки и увидел на ладонях вырванные куски кожи. К утру самолет был готов к вылету.

    Сложившуюся фронтовую быль с её боями, победами, потерями и нелегким наземным трудом стремились облегчить духовно, стряхнуть физическую усталоть разнообразием быта. В непогожее вечернее время организовывали танцы: летом - на деревянной танцплощадке, а зимой в летно-техническойстоловой под музыкальное сопровождение баяна или патефона. Изредка демонстрировали кинофильмы.

    В свободные длинные полярные вечера, создавая и призывая забытье против возникающей горечи потерь, коротали время анекдотами, пели фронтовые и русские-народные песни, играли на музыкальных инструментах, в почете была гитара. На ней профессионально аккомпанировал и красивым баритоном исполнял романсы и песни незабываемый ленинградец Саша Антонов. Постоянным юмористом выступал Федя Цацулин. Я "пилил" на баяне, и многие проявляли себя в силу способностей и наклонностей.

    Это была поистине сплоченная, братская семья.

    В полку было несколько десятков девушек-оружейниц, прибористок, связисток и работниц штаба. В нашей первой эскадрилье - 12 девушек, прибывших в наш полк в основном с Урала летом 1942 года, это: Таисия Тихоплав, Вера Смагина, Людмила Муромцева, Анна Ковязина, Клавдия Недосекова, Вера Стихина, Надежда Иванова и другие. Вскоре каждая из них, несмотря на строгий надзор со стороны политработников, заимела сердечные знакомства с мужской половиной. Но отношения между парами слагались с серьезными намерениями. По окончании военного времени большинство из них обрели семейную счастливую жизнь на основе проверенной годами любви. Не миновало подобное и меня...

  3. Уточнил.

    Дело в том, что согласно приказу маршала Тимошенко пилотам по окончании учебки присваивалось звание =сержант= и только с 1943 года =лейтенант=, поэтому у командиров экипажей - сержантов в подчинении были техники - лейтенанты. Вячеслав Павлович на тот момент был в звании ст.лейтенанта и должности командира эскадрильи, а майор Грамотеев - замполитом, отсюда и подчинение.

  4. ... В сентябре, перед началом Петсамской операции я находился в самолете в готовности №1. Ко мне подошел майор Грамотеев и сообщил, что в эскадрилью идет инспекторская комиссия во главе с заместителем кКомандующего авиацией ПВО страны генералом Пестовым. Я отдал приказание, чтобы он (Грамотеев) лично проверил и, при необходимости, принял меры к устранению возможного непорядка, особенно в землянках.

    Вскоре к моему самолету подошла инспекторская группа и ккомандир полка майор Шмырин приказал передать дежурство заместителю и сопровождать комиссию, показать хозяйственное состояние эскадрильи. Начался осмотр с моего КП, затем землянки летного состава, перешли через овражек, вошли в землянку техсостава. Я вхожу первым, за мной генерал Пестов и обнаружили отсутствие дневального у входной двери. Прошли налево в коридор и увидели,что дневальный рядовой Тыринов стоит в коридоре, в левой руке противогаз, а в правой веник... И громко отрапортовал:"Товарищ генерал...", и замялся. Тут же генерал Пестов вопросил:"Ну, что, товарищ генерал?". Рядовой Тыринов приподнял правую руку, бросил веник и доложил:"Да, товарищ генерал, прибегает писарь Хорьков и говорит, что мол генерал идет строгий. а у меня в землянке ба-ар-дак!". Генерал Пестов прервал его:"А ты что же, бардак только для генералов устраняешь?" И, поняв своей благородной душой ситуацию, повернулся ко мне и спросил, сколько служит этот рядовой? Я ответил, что рядовой Тыринов призван в армию только две недели тому назад и проходит курс молодого бойца.

    Генерал Пестов понял комичность этой сцены. В последующем разговоре сказал, что война идет к завершению и спросил о моих планах по её окончании. Я ответил:"Если останусь в армии, то окончить академию". Генерал пообещал это запомнить, и... запомнил!

    Осенью 1945 года я был назначен помощником командира 769-го ИАП по ВВС. Летный состав этого полка был отправлен в Подмосковье на медкомиссию для выявления влияния заполярного климата на здоровье летчиков. Медкомиссия выносила заключения: некоторых летчиков по состоянию здоровья списать с летной работы, большинство других - перевести на службу в более южные районы, а в заключении о моем здоровье было отмечено, что нет оснований покидать небо Заполярья. Это сообщение меня покоробило. Я вспомнил о встрече с генералом Пестовым и послал ему письмо с просьбой о направлении на учебу в академию. Он выполнил свое обещание!

    Месяца через два я получил вызов с направлением на учебу в Военно-Воздушную Академию ВВС на командный факультет. Определилась моя жизнь на долгие послевоенные годы...

  5. Прошу прощения за вынужденный перерыв. Итак, продолжаю:

     

    ...6. Победные годы.

    В 1944 году над Кольским полуостровом наступило наше господство в воздухе. Этому способствовало: пополнение и перевооружение заполярных полков на новейшую авиатехнику; потери противника в воздушных боях и при штурмовых ударах по аэродромам Луостари, Салмиярве и другим.

    Однако, противник принимал усилия к восстановлению своего былого господства. Так, 22 февраля ими был организован массированный налет истребителей на аэродромы Мурмаши и "Арктика". На отражение налета вылетела от нашего полка третья эскадрилья в полном составе. В жестоком бою севернее поселка Мурмаши летчики третьей эскадрильи сбили несколько МЕ-109 и ФВ-190 и сорвали замысел противника, не допустили штурмовки наших аэродромов.

    В неравном бою погиб командир эскадрильи капитан Тягунов. Командир звена ст. лейтенант Мельников таранил правой плоскостью Яка немецкий ФВ-190, возвратился на аэродром "Арктика". Перед приземлением на выравнивании самолет энергично перевернулся и упал на ВПП, летчик погиб.

    После этого боя в течение года противник массированных налетов не организовывал, а его попытки прорваться к порту и г. Мурманск пресекались своевременными вылетами наших истребителей на перехват и патрулирование.

    До начала Петсамо-Киркенесской операции я ежемесячно парои или в составе по 4 - 5 раз вылетал по воздушной тревоге на перехват или патрулирование в зоны на подступах к Мурманску. Противник, как правило, возвращался и за все эти месяцы состоялась только одна встреча с Ю-88, который, заметив нас, скрылся в облаках.

    В первых числах октября 1944 года началась Печенско-Киркенесская операция по полному освобождению Советского Заполярья и Северной Норвегии от немецко-фашистских захватчиков. Перед началом операции 767-му ИАП вместе с другими полками дивизии была поставлена задача - прикрывать наземные войска на поле боя вдоль реки Западная Лица от налетов воздушного противника.

    7-го октября наша группа на самолетах Як-9 вылетела на прикрытие наземных войск, перешедших в наступление. Погода была облачная. Облака спускались с вершин сопок и временами проходили снежные заряды. Над линией фронта повстречались с группой МЕ-109ф и завязался бой. В сложившихся метеоусловиях бой проходил под облаками между отдельными парами и самолётами, так как держаться в компактной группе было невозможно.

    На мою долю достался один МЕ-109, за которым я уцепился и на левом вираже стал приближаться к нему на дистанцию эффективной стрельбы 200 - 300 метров. Наконец, зашел немцу в хвост, прицелился и дал пулеметно-пушечную очередь. Немецкий летчик не выдержал, резко потянул ручку и его самолет свалился на левое крыло вниз и врезался в сопку! Это был последний самолет, сбитый мною в Заполярье.

    В последние дни Печенской операции семь раз вылетал на прикрытие самолетов-штурмовиков на поле боя, на сопровождение группы бомбардировщиков, целью которых было уничтожение различных военных объектов в районе городов Никель, Киркенес и Северной Норвегии. Встреч с воздушным противником не было, но силу и мощь крупно-зенитной и средне-зенитной артиллерии пришлось испытать сполна, когда бомбардировщики преодолевали по прямой путь боевого курса, а мы за ним следовали в зоне сплошного зенитного огня восемнадцати-ствольных гроссбатарей. Снаряды батарей разрывались одновременно и создавали сплошные многогектарные черные площади разрывов.

    Закончилась Петсамо-Киркенесская операция и война отступила от Северного Заполярья. Зимой и весной 1945 года летчики полков 122-ой ИАД находились в боевом дежурстве, в основном, в готовности №2. Вылеты по тревоге были редкими, в основном на патрулирование в зонах Кольского полуострова.

    Утро 9 мая 1945 года наш полк встретил на аэродроме Шонгуй. С получением сообщения по радио об окончании Великой Отечественной войны все выбежали из жилых и служебных помещений, землянок на наземные просторы.

    Наступила бесконечная радость, в воздух стреляли из пистолетов, винтовок, ракетниц, зенитных пулеметов - кто чем мог старался увековечить день начала мирного времени. Может показаться странным, что одновременно с радостью я ощутил какую-то пустоту в своей наступившей мирной жизни. Показалось, что я стал "безработным", ненужным с приобретенной профессией воздушного бойца и вошедшей в душу потребностью в боевых вылетах. Такое настроение развеялось, когда определилась моя судьба - стать профессиональным военным на долгие годы. Произошло это так...

  6. ... Далее продолжались обычные дни с боевыми дежурствами и вылетами на патрулирование, но противник большой активности не проявлял.

    Через месячное затишье, 26 октября, по тревоге получил приказание взлететь на перехват разведчика. Стояла ненастная погода. Аэродром припорошило снегом. Дул сильный встречно-боковой ветер, завьюжила поземка с редким снегопадом, горизонтальная видимость была ограничена. Для предупреждения сноса самолета влево с ВПП пришлось держать продольную ось самолета под углом к оси взлетной полосы, создавать большой крен на правое крыло и колесо шасси и отрыв с земли произошел с правого колеса.

    После отрыва, при всех принятых мерах против сноса, все же отклонился в сторону стоянки 2-ой ИАЭ и пролетел почти над ней. После взлета, необычно - разворотом вправо - установил курс в зону перехвата и достиг её на высоте 3000 м. Неожиданно с КП дивизии получил команду: "107-й, идите на посадку, разведчик возвратился". На планировании и при посадке также пришлось создавать большой правый крен и разворот против ветра, приземление осуществлять на повышенной скорости и на правое колесо, тормозить аккуратно, небольшими импульсами. Заруливание на стоянку произвел с сопровождающими по плоскостям самолета.

    Полет в сложнейших погодных условиях завершился благополучно и разведчик не был допущен к Мурманску. Непосредственно после полета, на аэродроме от имени командира дивизии мне вручили памятный подарок - наручные часы, вторые в моей жизни.

    К нашей радости в конце 1943 года наш полк был пополнен третьей эскадрильей, вооруженной самолетами Як-7б, боевая нагрузка на нас стала меньше. Господство в воздухе переходило к нашей авиации.

    Этот переломный год я закончил несколькими вылетами ночью на патрулирование, но противник к Мурманску не подлетал. Мой труд за 1943 год был оценен орденом боевого Красного Знамени.

  7. ...На участках перегоночного маршрута обычно между летчиками шли переговоры, но на одном из них стояла тишина, это на участке Обозерская – Подужемье. Там мы летели над водами Белого моря, на высоте 150-200 метров. Над нами – сплошная темная облачность, под нами – бушующее море и хорошо были видны гребешки взметающихся волн. Перелет совершался днем, а видимость была как в сумерках. Казалось, что и двигатели самолетов издают необычный звук. Внутри организма было очень напряженно, о как только полетели над сушей, напряжение спало, появились бодрые голоса.

    По прилету в «Арктику» поставили самолеты на профилактический осмотр и продолжили вылеты на патрулирование на оставшихся Харрикейнах. Временно в небе на Кольским полуостровом установилось затишье.

    Но наступило утро 24 сентября 1943 года. На большинстве ЯК-7б продолжались профилактические работы, практически в готовности к полетам были только два самолета. В первой половине дня к аэродрому «Арктика» внезапно подлетели 20 МЕ-109, очевидно с целью штурмовки. Я в паре капитаном Нероновым Б.М. взлетели на отражение налета противника.

    После взлета завязался бой двух против двадцати (!) на малой высоте. Постепенно увеличилась высота и бой продолжился со всевозможными маневрами высшего пилотажа, с предельными перегрузками. Для Неронова это был первый боевой вылет, он не выдержал такого напряжения и ушел вверх из боя.

    Я остался в бою один против двадцати. Уходил из-под атак, по возможности атаковал и вел почти неприцельную стрельбу. В какой-то момент увидел, как на подмогу поднялись Харрикейны 768-го ИАП и один из них подвергся атаке «Мессера». Я в пикировании погнался за ним и произвел по «Мессеру» огневую очередь. В этот момент снизу сзади по моему самолету прошла пулеметно-пушечная очередь другого «Мессера». Мой самолет загорелся, кабину обдало горячим антифризом. Я потянул ручку управления самолетом на себя, на выход из пикирования, но она не сдвинулась. Немедленно открыл фонарь, отстегнул ремни и попытался выброситься из кабины, но поток воздуха прижал меня к сиденью. После двух-трех попыток покинуть самолет у меня пронеслась тревожная мысль: «все, отлетался…». До земли оставалось метров 400. Я с силой стал рвать ручку управления самолетом на себя и она со скрежетом сдвинулась и мой «ЯК» устремился вверх! Отлегло от сердца…

    Посмотрел на прибор скорости – 280 км/час. Я перевернул самолет вверх шасси и, оттолкнувшись ногами, выбросился из кабины. Не зная, какая была высота, потянул за вытяжное кольцо парашюта и он раскрылся. Сразу охватила тишина…. Вокруг меня пролетали «Мессеры». Они выполнили несколько заходов, обстреливали меня, но снаряды и пули пролетели мимо.

    Я подтянул стропы парашюта, ускорил снижение и вскоре завис на елке, на высоте около двух метров, за рекой Кола, у поселка Зверосовхоз. Отстегнул лямки парашюта, спрыгнул на землю и, ощутив сильный голод, набросился на поспевающие ягоды черники. Затем стащил с елки парашют и пешком пришел на аэродром.

    Одновременно в нападение на наш аэродром 24.09.43 г. около сорока МЕ-109 атаковали аэродром Шонгуй. На отражение этого налета поднялся в полном составе 20-ый гвардейский ИАП, во главе с п/п Семеновым(?) М.В. В кровопролитном бою гвардейцы понесли большие потери. По устным рассказам они составили более десяти самолетов Киттмхаук. После таких потерь 20-й ГИАП был перевооружен на самолеты Аэрокобра и на них, по-гвардейски закончи Великую Отечественную войну...

  8. 5. Переломный 1943 год.

     

    Война продолжалась, и конец ее пока что не просматривался. Конечно, каждый хотел, чтобы победа скорее свершилась.

    Шли дни за днями, а в них в небе Заполярья продолжались бои и сражения, периодически очень кровопролитные! Дивизия несла потери. Только за 1943 год погибли 21 летчик, в том числе пять в нашем полку.

    В непогожие дни, когда явно были невозможными вылеты, летчики нашей эскадрильи с командиром Ф.И.Точилкиным становились в плотный кружок, склоняли головы и тихо произносили (скандировали): «Ура!Ура!Ура!». В этих тихих «Ура!» угадывалось настроение, желание и надежда воздушных бойцов на кратковременную передышку, на благополучие, удачу и победу!

    В периодических массированных налетах противника ощущалось, что он теряет свою боевую мощность к непрерывным действиям. Нередко были дни, когда по данным радиолокационного оповещения мы своевременно вылетали на прикрытие объектов Мурманска, противник возвращался на свои базы, уклоняясь от встреч с нашими истребителями. Некоторое ослабление напряженности в небе Заполярья не означало, что можно было притупить поиск противника в казалось бы спокойном полете. Вспоминается такой случай.

    6 мая сводная группа Харрикейнов во главе с командиром нашего полка Махайловым патрулировала в заданном районе Кольского полуострова на высоте 7000 м. Стояла сильная дымка с видимостью около 1000-1500 м. Я и ст.лейтенант Кошелев В.Б. составляли пару прикрытия, отвечали за безопасность с задней полусферы боевого порядка полка. Непрерывно осматривая воздушное пространство, я увидел, как сквозь дымку стремительно справа снизу прорывается пара МЕ-109 в направлении к самолету Михайлова. Я резко рванул самолет вниз-вправо и навскидку выпустил длинную заградительную очередь трассирующих пуль из 12-и пулеметов. Это отрезвляюще подействовало на пару «Мессеров»-охотников. На земле командир полка выразил мне благодарность и сказал: «Сынок, я всегда буду тебя брать с собой в боевые полеты!».

    В такой сложившейся воздушной обстановке я в 1943 году выполнил 51 полет на отражение противника, участвовал в восьми боях, три из которых были жестокими, с большим превосходством в количестве немецких самолетов, они остались незабываемыми. 10 марта, в середине дня, наше дежурное звено в составе ведущий пары капитана Точилкина Ф.И., ст.сержанта Гусинского Т.Д. и пары прикрытия мл.лейтенанта Знаменского В.П. и старшины Андреева Н.В., была поднята по тревоге навстречу с группой бомбардировщиков, идущей от реки "Западная Лица" к Мурманску. Своевременно прибыли в заданную зону над озером Килп Явр и получили приказание – патрулировать, ожидать подхода противника.

    Небо было закрыто плотной облачностью, нижняя кромка ее на высоте 1000-1500 м, мы барражировали под облаками. Ожидали противника недолго… Осматривая заднюю полусферу нашего звена я увидел справа сзади идет в атаку группа истребителей Мессрешмидтов. Я сообщил о ней Точилкину и энергично развернул свою пару в лобовую атаку.

    Завязался бой под облаками на горизонтальных маневрах с одиннадцатью МЕ-109, обладающими отличной горизонтальной маневренностью. Бой был энергичным, атаки и выходы из них следовали одна за другой. В неравной схватке подбит был самолет Андреева, летчик выбросился из него с парашютом. Подбит был самолет Гусинского, летчик приземлился на фюзеляже на сопку. Потерял я из вида самолет Точилкина Ф.И.

    Подбит был и мой Харрикейн: разбит фонарь, остановился мотор, заныла моя голова и левый глаз стал покрываться пеленой крови. Увидев внизу справа ровную площадку, перевел самолет в планирование и приземлился, не выпуская шасси, на фюзеляж. Самолет обдало снегом и охватило облако пара. Немедля сдвинул назад остатки фонаря, отстегнул привязные ремни и покинул кабину самолета с парашютом.

    Снежный покров был глубоким и я с трудом отполз от самолета метров на 15. В этот момент по мне прошла пулеметно-пушечная очередь, затем вторая, третья из пикирующих Мессершмидтов. Снаряды рвались вокруг меня, достигали торфяного грунта и в скоре белоснежная окружность превратилась в серо-черную.

    Я сжался в клубок, сымитировал, что убит, и фашистские истребители, выполнив два-три обстрела, отступили.

    Я снял шлемофон, перевязал голову бинтом (пришитом к левой лямке парашюта), отстегнул парашют, и перекладывая его перед собой, пополз, как мне показалось в сторону аэродрома. Примерно через час натолкнулся на след проехавшей упряжки оленей. Я пополз по ее следу. Начался небольшой снегопад, приближались вечерние сумерки.

    В этих сумерках я увидел впереди, метрах в 200-300, двух лыжников. Я вынул пистолет из кобуры и громко окликнул: «Стой! Кто идет!». Ко мне подошли двое, оказавшиеся пограничниками. Они дотянули меня до какого-то подразделения, где обрили мою голову, смазали йодом, накормили и на следующий день переправили в полк.

    Судьба товарищей по звену сложилась так:

    Гусинский Т.Ф. после приземления (невредимый) вынул из фюзеляжа лыжи и на них возвратился на аэродром.

    У Андреева при раскрытии парашюта слетели унты. На заснеженной земле он разорвал парашют, обернул кусками парашюта ноги и пошел в принятом направлении. Но курс взятого направления оказался в сторону Баренцева моря. Он шел и полз около трех суток, питался тем, что мог добыть из-под снега. Вконец измученный, при потере сил вынул пистолет и пытался застрелиться, но сил на нажатие спуска курка не хватило. В лежачем состоянии его обнаружил пограничный патруль. Н.В.Андреев был спасен, но пальцы отмороженных ног были ампутированы.

    Самолет Ф.И.Точилкина тоже был подбит и посажен на фюзеляж. Летчик уползал от него, как и я, но был убит на земле попаданием снаряда в спину при обстреле его пикирующими Мессершмидтами.

    Трагичным был итог боя для нашего звена, но и мы при трехкратном превосходстве сил противника (четыре Харрикейна против одиннадцати МЕ-109), сбили четыре истребителя противника, что сообщили и подтвердили наземные наблюдатели этого боя.

    С забинтованной головой я ходил с неделю и уже 19 марта снова полетел на патрулирование в мурманское небо. О моем ранении напоминают два осколка, застрявшие в костях макушки головы, принявших ноющую боль в первые годы после ранения.

    Впереди предстояло еще множество боевых вылетов и жарких встреч с воздушным противником, как победных, так и с неприятным исходом.

    В зиму с 1942 г. на 1943 г. большая группа летчиков 767-ого ИАП была откомандирована в район Сталинграда и ко дню следующего события еще не возвратилась в наш полк. Я, как зам.командира эскадрильи и опытный воздушный боец, был оставлен для подготовки к боевым вылетам прибывающего младшего пополнения летчиков. После гибели Ф.И.Точилкина я вступил в должность командира эскадрильи.

    Мурманское утро 22 июня 1943 года – в день начала третьей годовщины Великой Отечественной войны – выдалось солнечным. Эскадрилья находилась на боевом поддежуривании в готовности № 2. Я стоял в землянке перед маленьким окошечком и брил правую щеку. Кто-то из молодых летчиков жалостно вопросил: «Товарищ командир, ну когда же мы полетим в бой?». Я без умысла, полушутя ответил: «Сегодня полетите». И тут, как в сказке, зазвонил оперативный телефон и в его трубке раздалась команда: «Эскадрилья, в воздух!». Я вытер намыленное недобритое лицо полотенцем и скомандовал: «По самолетам, в воздух!».

    От землянки до стоянки самолетов было всего 30-50 м. пока летчики добежали до самолетов, одевая шлемофоны, техники по зеленой ракете запустили моторы. Вскочили в кабины, пристегнули парашюты, воткнули вилки шлемофонов в радио-розетки, закрыли фонари и вырулили на взлет. На все затратили 2-3 минуты.

    Я взлетел первым в паре со ст.сержантом Зубковым Н.Е., во второй паре ст.сержант Бабонин Н.И. с сержантом Третьяковым Г.П. и в третьей паре сержанты Гусинский ГФ. и Цацулин Ф.И. Уже после уборки шасси в разгоне скости с набором высоты мы были атакованы и обстреляны 12-ю МЕ-109, имеющими прекрасную маневренность как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскостях.

    Завязался бой на малой высоте, в основном на горизонтальных маневрах. Силы были неравными: я с пятью малоопытными, тремя из них не имевшими боевого опыта, против двенадцати немецких ассов.

    В ходе тяжелейшего 20-ти минутного боя невредимым остался я один. Самолет Зубкова был подожжен, летчик спасся на парашюте. Самолет Бабонина был подбит, в вынужденной посадке (южнее аэродрома) при ударе о землю летчика выбросило из кабины и он остался невредим! Летчики Гусинский, Цацулин и Третьяков произвели вынужденные посадки на аэродром на поврежденных в бою самолетах.

    Я продолжал бой с семью МЕ-109 еще в течение 27-и минут. Когда я атаковал четверку «Мессеров», меня сзади атаковала тройка и наоборот. Я был измучен таким боем, да к тому же окончились снаряды моего Харрикейна. В отчаянии я три раза заходил в лобовую атаку, пытаясь идти на таран, но немецкие летчики этого не выдерживали и при сближении на 200-300 м резко уходили в сторону или вверх. Видя, что меня не собьют, да и топлива у них, по-видимому, оставалось в обрез, немецкие летчики покинули поле боя над аэродромом «Арктика».

    После посадки, выйдя из кабины самолета, я зашатался от усталости и только большим усилием воли не упал на землю.

    Неприятным был итог боя. Мы потеряли безвозвратно два самолета и три оказались поврежденными. Но и мы сбили (подбили?) несколько Мессершмидтов, в том числе сбили ведущего группы лейтенанта Гайзера, имевшего до этого боя 41 победу, что подтверждалось обнаруженными документами и отметками-крестиками на его самолете.

    Так была отмечена дата начала третьей годовщины ВОВ. Вскоре 767-ай ИАП начал перевооружаться на истребители ЯК-7б. Наша группа летчиков, с ведущим зам.командира дивизии подполковником Саввой Веклич, выполнила перегонку самолетов ЯК-7б из Подмосковья на аэродром «Арктика», преодолев за неделю, с 1.09 по 6.09.43 г., более чем 2400-километровый маршрут с посадками на промежуточных аэродромах: Рыбинец, Кадниково, Обозерская, Подужемье, Кировск, на каждом из их выявлялись и устранялись производственные дефекты в различных системах самолетов...

  9. ...После взлета, уборки взлетно-посадочных щитков и шасси впился в показания приборов и, по командам с наземного дивизионного КП, выполнил полет с заданными курсами и набором высоты. Минут через 20 полета по приборам в шлемофон поступила информация: «Впереди самолет-разведчик, смотри, видишь или нет?». Я посмотрел в переднюю полусферу, но, кроме сильных световых отблесков на фонаре и удаленных звезд, ничего не видел. На ответ: «Ничего не вижу» получил повторную команду: «Пускай ракеты, разведчик впереди». Я нажал на боевую гашетку и выпустил четыре реактивных снаряда, которые с ярким пламенем полетели в заданном направлении. По-видимому, пуск ракет был удачным, так как с земли сообщили, что разведчик развернулся и уходит на запад. Меня похвалили и дали команду следовать на посадку.

    Пилотируя, в основном, по приборам и временами визуально ориентируясь по земле, на которой удовлетворительно просматривались воды Кольского залива, рек Туломы и Колы, я вошел в круг на посадку. Огней населенных пунктов не было видно, все было затемнено. На планировании со стороны реки Колы снизившись до высоты начала выравнивания – 8-10 м, я внезапно обнаружил, что не вижу огней посадочной полосы аэродрома. Моментально потянул ручку управления самолетом на себя, увеличил обороты мотора, пошел на второй круг и в это время получил сообщение: «Аэродром Арктика закрыло туманом, следуйте на посадку на аэродром Шонгуй». Ориентируясь по реке Кола я долетел до Шонгуя, связался по радио и запросил посадку.

    В Шонгуе не были подготовлены к моему приему, не было огней ограничения взлетно-посадочной полосы и прожекторов. Я попросил осветить место приземления ракетами. Со второй попытки по трем осветительным ракетам удалось приземлиться.

    Меня поздравили с успешным полетом и «окрестили» перехватчиком-ночником. Следует добавить, что до этого боевого полета мне приходилось производить посадки в сумерках, летать днем в облаках по приборам, выполнил несколько ночных полетов по кругу, но специальной ночной выучки не имел. Так, волею случая, я превратился в ночного летчика и в зимний период 1942-43 годов выполнил 12 полетов ночью на боевые задания. Вскоре по мне присоединился к ночным вылетам зам.командира 768-го ИАП майор Борисов, нас стало двое ночников, стало веселее!

    Аэродром «Арктика» находился в зоне зенитного огня и на взлетно-посадочную полосу иногда падали осколки разорвавшихся снарядов. С целью обеспечения безопасности приходилось на ночное дежурство улетать в сумерках на аэродром Шонкуй и с него взлетать на патрулирование или перехват противника.

    Но 25 декабря взлетел ночью по сигналу воздушной тревоги с аэродрома Арктика с курсом на реку Кола, за которой находилась высокая сопка, а за ней зенитная батарей. На первом развороте влево увидел, что рядом с самолетом пролетают и разрываются зенитные снаряды. Я поспешил войти в облака и продолжал полет на боевое задание…

    Через много лет, в 1968 году, будучи назначенным первым заместителем командира корпуса ПВО страны, я вошел в оперативный отдел штаба и встретил подполковника, на груди которого среди наград была медаль «За оборону Советского Заполярья». Я спросил офицера, где он был в Заполярье в годы ВОВ. Последовал ответ: «Служил в зенитной батарее, что на сопке восточнее аэродрома «Арктика». Я поинтересовался, не помнит ли он случая, когда ночью обстреляли с этой сопки взлетевший истребитель? Он ответил, что помнит и он был командиром этой батареи… А я продолжил: «А летчиком был это я!». Мы обнялись как старые боевые товарищи по оружию в Заполярье!

    Так закончился для меня 1942 огненный год, за боевые труды в котором меня наградили орденом Ленина.

  10. ...1942 год для меня был самым напряженным за все годы войны. В нем я выполнил 108 боевых вылетов с налетом 95 часов, не считая более 100 полетов на иные задания. Участвовал в 22-х воздушных напряжённейших боях с превосходящими по численности самолетами противника, лично сбил Ю-88, два МЕ-109Е и несколько в группе. Особенно вспоминается июньское небо. В Мурманске июнь установился солнечным, теплым, а в небе шли жаркие, одно за другим, воздушные сражения. В отдельные длинные заполярные дни приходилось по 5-6 раз подниматься по зеленой ракете и 2-3 раза вести бои.

    Очень памятной осталась дата 23 июня. Наша пятерка Харрикейнов во главе с ведущим капитаном Козловым Г.И., и его ведомым мл.лейтенантом Соколовым Г.В., старшиной Петренко В.Н. и пары прикрытия из старшин Знаменского В.П. и Калашникова И.М. взлетела по тревоге на отражение группы бомбардировщиков противника, летящей с запада к порту Мурманск.

    На западных подступах к Мурманску на высоте около 6000 м встретили группу бомбардировщиков – 12 самолетов Ю-88 и с хода атаковали ее на встречном курсе с массированным огнем из 60 пулеметов. Как обычно, это повторялось: строй бомбардировщиков рассыпался, экипажи без прицельно сбросили бомбы и стали разворачиваться восвояси. В это время я увидел, что нашу группу справа атакует множество МЕ-109, и, как позже выяснилось, их было 57 истребителей.

    Я по радио сообщил об атаке «Мессеров» капитану Козлову и немедленно развернул свою пару навстречу МЕ-109. Завязался жаркий бой. Динамику такого многоманевренного боя описать сложно. Мы, как могли, атаковали и уходили из-под атак противника. Огня в воздухе от трассирующих пуль было столько, что казалось мы находимся в ливневом сверкающем дожде.

    Четко запомнился момент: капитан Козлов с небольшим снижением атакует Мессершмидта, а справа сверху на него вышел на дистанцию стрельбы другой МЕ-109. Я бросился его отсекать, прицелился и начал обстрел. В этот момент снизу сзади третий МЕ-109 пушечным снарядом ударил по элерону левого крыла моего самолета. Он завращался и стал падать. Мне удалось вывести самолет из падения на малой высоте, после чего долетел на подбитом самолете до аэродрома и произвел посадку.

    Как выяснилось при разборе на земле этого полета, исход боя был следующим. Капитан Козлов был сбит, выбросился из самолета, раскрыл расцвеченный парашют и благополучно приземлился. Во время снижения ведомый Петренко стал его прикрывать, но немецкие летчики отогнали Петренко и сами прикрыли спуск Козлова до земли. По следующим наземным докладам выяснилось, что в бою мы сбили ведущего группы «Мессеров» и они прикрывая Козлова, приняли его за своего командира.

    В бою мы понесли невосполнимые потери… Был подбит самолет Соколова Г.И. Летчик выбросился с парашютом, но парашют не успел раскрыться и летчик разбился на улице Мурманска. Старшина Калашников И.М. Был сбит и в горящем самолете упал западнее Мурманска. Вася Петренко возвратился на аэродром невредимым.

    В этом вылете наша группа выполнила основную боевую задачу – не допустила бомбардировочного удара по порту и городу Мурманску. В жарком неравном бою пять Харрикейнов против 12-и Ю-88 и 57-ми МЕ-109Е мы сбили несколько самолетов противника. Подобные боевые будни продолжались до наступления зимы.

    Обычно бои завязывались небольшими группами противника, но затем шло наращивание сил с каждой стороны и бой разрастался с участием 50-80 самолетов, представляя собой какой-то хаотический муравейник и зачастую продолжаясь в зоне зенитного огня, и только по возвращении на аэродром невольно возникал вопрос: как удалось вырваться из этой схватки и огневого дождя!?

    В неравных боях с численно превосходящим противником полки 122-ой ИАД понесли большие потери, в полках оставалось по несколько исправных самолетов, в нашем полку – четыре, из которых три в моем звене!

    В это тяжелое время немецким бомбардировщикам удалось сжечь деревянный г.Мурманск. В один из июльских дней мое звено взлетело на перехват противника, он уже подлетал к Мурманску. Мы набирали высоту на максимальном режиме и уже достигли высоты около 7000 м, когда увидели большую группу Ю-88 над нами. Из бомбардировщиков посыпались какие-то ящики-контейнеры, пролетевшие около нас, внизу раскрывались и превращались во многие тысячи золотистых огней на большой площади. Деревянный Мурманск загорелся, пожар длился несколько дней, дым поднимался до 6 км и протянулся полосой до г.Петсамо (около 150 км). Было обидно и беспомощно.

    Ввиду больших потерь командование дивизии провело собрание летного состава, обвинило летчиков в случившемся и сказало: «Вот полетят командиры полков и покажут, как надо воевать и бить противника». Этот вылет не заставил себя долго ждать. Буквально на следующий день, я, старшина, стоял около своего самолета, увидел подбегающего командира полка майора Чогошвили и он мне приказал: «Садись в самолет, поведешь группу!» (какую?). Я вскочил в кабину самолета, запустил мотор, вырулил на взлетно-посадочную полосу. Ко мне подрулили еще три Харрикейна со стоянки 768 ИАП.

    Взлетели, получили боевое задание по радио и с набором высоты полетели к району подхода бомбардировщиков. Команды с КП дивизии торопили нас на встречу с врагом. Я увеличил обороты почти до максимальных, ведомые стали отставать и притом существенно…

    На высоте около 6000 м увидел, что ведомая тройка находится ниже меня примерно на 1000-1500 м, я не выдержал и в сердцах выругался: «Что же вы болтаетесь, как дерьмо в проруби, набирайте быстрее высоту!». Вскоре увидел группу Ю-88 и снизу на встречных ее обстрелял.

    Возвратившись на аэродром, я стоял у самолета и ждал разбора… Ко мне направлялся майор Чогошвили, а к нему поспешали от стоянки 768-го полка группа руководящих командиров. Один из них спросил: «Кто же водил группу?». Чогошвили рукой показал на меня, старшину. Ничего не ответив, группа ведомых молча удалилась. На это закончились показные полеты руководящего состава полков дивизии.

    Все же отдельные вылеты на отражение налетов противника были весьма удачными и сопровождались ненапряженным боем. Так, 03.07.42 г. В составе четырех Харрикейнов – ведущей пары от 768-ого ИАП и ведомой моей пары – после взлета собрались над аэродромом и с набором высоты приняли заданный курс на перехват противника западнее Мурманска. На высоте около 5000 м увидели группу бомбардировщиков, летящую с запада. Начали заход на атаку и в это время я увидел, что пара МЕ-109 сзади сверху справа пошла в атаку на ведущего нашего звена. Я вскинул самолет, поймал ведущего МЕ-109 в каллиматорный прицел (как по учебной цели!), нажал гашетку и из 12-и пулеметов «прошил» его. Мессершмидт сильно задымил и круто стал падать, а его напарник отвалил вверх. Это был третий самолет противника, сбитый мною лично. Бомбардировщики оказались без прикрытия и, увидев нас, сбросили бомбы и возвратились на запад.

    С наступление темных ночей мы начали осваивать полеты в сумерках и ночью – по кругу. В глубокую осень на мурманское небо опустилась полярная ночь. Воздушная обстановка разрядилась, напряженность боевых вылетов и боев спала. Но караванные поставки в порт продолжались.

    В начале декабря небо очистилось от облаков и немецкая авиация начала воздушную разведку. Темным вечером 2 декабря 1942 г. С КП дивизии спросили командира полка, а затем и командира нашей эскадрильи, могут ли они взлететь на отражение ночного воздушного разведчика? Они ответили отказом, мотивируя длительным перерывом в ночных полетах. Тогда этот же вопрос задали мне, я ответил положительно и поднялся в воздух в темную ночь...

  11. Пусть в меру радость, в меру грусть,

    Мороз и снег пусть будут в меру,

    Но только счастье будет пусть,

    Всегда бездонным и безмерным.

     

    Пусть будет щедрым Новый Год,

    Пусть на удачу не скупится,

    Пусть зажигает звезды в срок,

    Чтоб всем желаньям вашим сбыться!

     

    С НОВЫМ ГОДОМ!

×
×
  • Создать...