История

[Simon]

Ребят, перечитал весь наш сайт и форум, но нигде не нашел истории создания 72 авиагруппы? Когда она и кем создана, кто у нас действующие ветераны группы, кто были первые и последующие командиры группы, ни так далее? Историю надо знать, а тем более родной авиагруппы. Кто может устранить этот пробел?

[Shmel]

Вот нашёл ссылку на первую (?) школу 72АГ - http://wb72ags.r2.ru/

[Arrow]

Поиск по форуму рулит

 

http://forum.72ag.ru/index.php?showtopic=440&hl=История

 

http://forum.72ag.ru/index.php?showtopic=456&hl=История

[Arrow]

И вот так - каждый год

 

Ну, мне не сложно

 

Инструкция написана несколько лет назад

примечание переводчика

 

Сложившаяся на сегодняшний день ситуация на фрихосте Warbirds представляет собой весьма неутешительную картину. Привыкшие летать в одиночку, новички, пришедшие на фрихост, составляют основную массу пилотов на хосте. В силу указанной причины - основной тип воздушных боев, представляет собой так называемую “собачью свалку” (dogfight). И, естественно, зашедшие на арену хорошо слетанные и организованные (на платном IMOL хосте) пилоты из 25 ИАП (истребительного авиационного полка) чувствуют себя замечательно. У них нет трудностей при полете на арене. Они – “Боги на Олимпе” (С) кто-то на арене. Предлагаемый проект “72 авиагруппа” предназначен для разрешения этой ситуации. Почему 72 ? А хрен знает. Не 25-я же :-) А почему АвиаГруппа? А очень просто. Этим термином я не связываю себя никакими количественными ограничениями. Эта группа может содержать от 3 пилотов до 1000 (и не одной). Разве не группа ? А если это дело прокатит и начнет расти, тогда в рамках этой группы будем выделять полки, дивизии, воздушные армии.

 

Основной задачей данного проекта является создание мощной, отлично организованной, неплохо тактически и морально подготовленной для создания реального противовеса 25 ИАП. Кроме того, в ходе реализации первичной задачи предположительно будет решаться задача стимулирования развития фрихоста, на примере данного проекта будут создаваться другие подразделения, будет обозначаться время боевого соприкосновения различных подразделений на фрихосте и, в итоге – БУДЕТ МНОГО ИНТЕРЕСНЕЙ !

 

Характерные особенности полетов на фрихосте:

Частая смена оперативной обстановки

Отсутствие стратегической составляющей

Полная восстановимость ситуации в короткие сроки

Таким образом, ситуация на хосте очень сильно напоминает выведенную во время WWI (первая мировая) теорию колеблющегося превосходства в воздухе.

 

Исходя из этих особенностей можно вывести основные требования к поведению на фрихосте при полете группой:

 

Мониторинг оперативной обстановки (допустим, каждые 10 минут)

Поиск (определение) моментов тактического превосходства и тактического проигрыша.

Принятие решений по реализации тактического превосходства и принятия мер при тактическом проигрыше

ЗЫ.Опять ругаться про то, что инструкторы не дают историю. Какая может быть тактика и техника пилотажа без знания "единственно верной идеологии" ??? :D

[Baltica]

Ребят, перечитал весь наш сайт и форум, но нигде не нашел истории создания 72 авиагруппы? Когда она и  кем создана, кто у нас действующие ветераны группы, кто были первые и последующие командиры группы, ни так далее? Историю надо знать, а тем более родной авиагруппы. Кто может устранить этот пробел?

Мда, а вот зашел в ОК и увидел, что в основном составе из 1-го набора только:

Arrow

Baltica

Artist

 

Грустно

 

В запасе

Delta

Dart

 

Собственно, это и был первый состав 72-й + Bavaria

[kazak]

Интересное историческое интервью.

Интервью с летчиком 180 гвиап

Алексеем Сергеевичем Валяевым

 

Брал интервью: Олег Корытов и Константин Чиркин

Лит обработка: Игорь Жидов

 

Алексей Сергеевич Валяев:

Зовут меня Валяев Алексей Сергеевич. Родился я в Костромской области, деревня Медвежье, 15 марта 1921 года, но записали меня 8-м октября. В этом селе одна часовенка была, больше ничего.

Семья: две сестры - старшие, потом я и еще брат младший, 1924-го года, он тоже живой еще. И еще мой старый дед в последнее время жил у нас. Дед, мать с отцом уже умерли, и сестры померли. Вот, брат еще жив.

 

— Кто были Ваши родители?

 

Отец плотник. Он четыре класса окончил и считался самым грамотным в деревне - был председатель Совета. А мать - просто рабочая. Конечно, крестьяне были. Земля была и все что положено в деревне, все было. Лошадь была, корова… Но вид был - сараи…

 

— Вы не похожи на костромича - не окаете. Знаете поговорку?: «А у нас-тО в КОстрОме, да там за рекой, все дрОва градом пОбилО». (Смеются.)

 

В Костроме я повторно оказался уже когда в армии служил. Служить начал с Костромы.

 

— Как Вы в авиацию попали?

 

Как я в авиацию попал? В Ленинграде были организованы аэроклубы.

 

— Каково у Вас образование? И каким образом Вы попали в Ленинград?

 

Мне было девять лет. Привезли меня мальчишкой. Мой дед имел здесь свой дом, в Озерках, недалеко от первого Суздальского озера - между озером и железной дорогой. Три комнатки, кухонька была небольшая, банька была сделана, колодец был свой… Земли, много было. В общем - тридцать соток. Всю мы и не обрабатывали.

 

— Не пытались раскулачить?

 

Нет, у меня отец коммунист был.

 

— И здесь Вы пошли в школу?

 

Я пошел в школу еще в деревне. А во второй класс здесь пришел. Закончил восемь, а потом ушел в армию, и уже там продолжал учебу свою.

 

— И сразу попали в авиацию?

 

В авиацию. Я попал в школу, пошел учиться на летчика. До этого я закончил аэроклуб в Ленинграде. Аэроклуб по Московской железной дороге, в Обухово. Мы там учились три брата и два - двоюродных брата. Из них - четыре летчика.

 

— Ваш брат, младший, он воевал ведь тоже, да?

 

Воевал, но в авиации он не служил.

 

— Как Вас в училище взяли с восемью классами образования? Вы доучивались где-то?

 

Я все время учился, все время. Аэроклуб окончил, там тоже учился. Аэроклуб окончил, остался инструктором. Летали там на По-2. Быстро я его освоил.

 

— В каком году и в какое училище?

 

В Вядниковское. Вядники, есть такое. Слышали?

 

— Может быть Вязниковское?

 

Нет, Вядники. Под Москвой.

 

— Мы про такое не слышали.

 

Только организовалось. Я в нем первый был… И когда окончил это училище, меня оставили инструктором там. И инструктором я работал, и мной там «все дырки затыкали». И шофером я был, и машины ремонтировал. Помню, когда к Москве подходили немцы, многие бросились в Горький, уезжали на машинах и бросали их на дороге, а я собирал. Иду пешком, найду, заведу и в школу. В общем, обеспечивал школу машинами.

 

— В училищах на каких самолетах летали?

 

Летал на И-16, и Ла-5.

 

— Скажите, пожалуйста, И-16 это УТИ-4 или чисто И-16?

 

УТИ. Летали вдвоем с инструктором. И сзади и спереди.

 

— И-16, какой тип?

 

Тип? Мы их по типам не различали. Двигатели были разные – М-22 и М-25. Да они тоже почти не отличались. Ну, 25-й помощнее немножечко.

 

— Мне говорили, что на И-16 трудно было с прямолинейного полета перевернуться на нужный угол, например, на 270 градусов. Говорили, что он крутился буквально где-то за секунду полный оборот делал. Это так, нет?

 

У меня так не делал. Он что угодно сделает… Очень легкий пилотаж был. Я и штопор делал много раз.

 

— А вот штопор похож на Ла-5 или отличался, на И-16?

 

Не очень отличался. Но Ла - самолет побольше, и потом мотор помощнее.

 

— Мне объясняли, что если Ла-5 штопорил, то он равномерно крутился… А И-16, он вот такими резкими рывками…

 

Резкий. И-16 такой, как бы сказать, - более истребительный. Мотор довольно мощный, а сам самолет маленький.

 

— Когда Вы его закончили авиационное училище?

 

Я быстро закончил его. Где-то уже в 41-м году, в 40-м году я попал в техническое училище в Москву, там теорией занимались… В том смысле, что техников оттуда выселили, а нас поселили. Потом уже в летное. Но подготовка была, недолго учили.

 

— В полк когда Вы попали?

 

Сперва, в запасной полк в Арзамасе, не помню уже номер, — там я проходил еще «маленькую» подготовку. Как кончил школу, так туда и попал. Наверное, это 43-й год, ... наверное, апрель, май - вот эти месяцы.

Там был свой небольшой штат. Общежитие, нары двухэтажные… В запасном полку мы побыли недолго и обратно приехали, на свое место - откуда уезжали. В школу. Там, кстати, постоянно всякие «сынки» переучивались.

 

— Стрельбы по земле, по конусу вели, нет?

 

По конусу в училище вели. В запасном - нет, не было там конуса.

 

— На чем в ЗАПе летели?

 

На тех же самолетах - на наших. И-16 и Ла-5.

А Вы знаете, мы «со страхом» летали. Я, например, должен был четыре раза умереть. Вот точно, должен умереть. Но выжил, случайно.

Первый случай был еще в школе. Я закончил школу, и был вроде бы как уже летчик. И командир эскадрильи Артемич меня очень любил - мы как-то с ним подружились. Командир эскадрильи самый большой начальник для нас был. Что скажет, то я и делал. Скажет машину ремонтировать — ремонтирую, если скажет другое, и то сделаю. И вот как-то раз собрался я с Леоновым, командиром звена, лететь на УТИ-4, сел в кабину и жду запуск. И вдруг Павел Артемьевич: «А ты что там сидишь? Ну-ка вылазь!».

Я говорю: «Павел Артемьевич, дай слетать-то. Ты же обещал, а летать не даешь».

«Вылазь! Никаких разговоров! Мне воблу прислали вяленную, посидим, поедим, потом полетишь…»

Ну и вылажу. Поехали в столовую, и только начали кушать прибегает солдат и говорит: «Товарищ командир! Леонов разбился!» Это на том самом самолете, на котором я должен лететь. Недалеко от аэродрома самолет упал, и убиты оба - сразу побились.

 

— А что причиной аварии послужило?

 

Ну, я уже не помню. И как-то не до этого было. Вот это первое, когда я случайно жив остался.

Второй раз еще с инструктором по маршруту летели на По-2, и у нас отказал мотор. Садились без мотора. Сажал не я, инструктор. Винт поломал, а остальное нормально. Привезли нам цилиндр, винт поставили, и оттуда я уже сам прилетел.

 

— Раз Вы еще и техникой занимались, а Вы не помните, как переборка двигателя производилась?

 

Ну почему не помню, помню конечно. В технике я был очень, ну как сказать, - мастер. Да там ремонт-то простой на М-11 был. 4 гайки отвернул, цилиндр скинул, новый поставил. Всего делов на 2 часа максимум… Полным ремонтом в частях не занимались, для этого авиаремонтные мастерские были.

 

— А двигатели водяного охлаждения авиационные разбирали?

 

Я не летал на водяных и не знаю их…

 

— А какое звание у Вас было по окончанию училища?

 

Из училища выпускают младшими лейтенантами. А нас выпустили старшинами. Потом, через год дали лейтенантов. Приказ Тимошенко отменили.

 

— А какая зарплата была у старшины?

 

Да мы о деньгах никогда не говорили. Не помню. Не до денег было. Что там деньги… Ну, получал какие-то там деньги… Получал, наверное. Потом и в звании офицера получал.

 

— Есть свидетельства, что для снижения аварийности, перед самой войной был введен запрет на высший пилотаж. Вы помните такое?

 

Пилотаж выполнялся. Все что делает самолет, все выполняли. Когда я летал со старыми летчиками - как закрутит, такое покажет.

 

— И приказы игнорировали получается?

 

Что хотели, то и делали. Нет, ну все конечно от комэска зависит.

 

— А вот групповой пилотаж отрабатывался в училище?

 

Отрабатывался. Плотным строем, раздробленным строем. Летал я во всех условиях. Был подготовлен летать и днем и ночью в любых метеоусловиях. Я считался второй класс. Так вот командир дивизии поставил, не дал первого класса. А летал, ну… условия первого класса, два километра видимость на двести метров нижний край. Ну, в войну летали, и хуже условия были.

 

— А вот на Ваш взгляд, какие были самые главные недостатки молодых летчиков после училища? Чему пришлось доучиться на фронте?

 

Всему. Всему пришлось учиться на фронте, там жизнь другая, даже отношение к жизни другое. Все меняется! Понимаете? Школа есть школа, а война есть война.

 

— Но все-таки обучение было достаточным или нет?

 

На мой взгляд, первоначальное достаточное, а боевого нет. Даже для меня, а я был талантливый, хорошо летал. И все равно считаю, что маловато.

 

— Скажите, пожалуйста, как Вы на фронт попали? И как это происходило?

 

Давно это было. Не помню. Инсульт и инфаркт у меня были. Я два года даже разговаривал плохо… «Купцы» забрали из ЗАПа вроде… Или из школы.

 

— А кстати Вы упомянули про «драп» из Москвы, когда из Москвы все бежали. И что многие бежали?

 

Дорога в одном направлении, в Горький, была забита…

 

— А меры какие-нибудь жестокие были. Расстреливали за это?

 

Никого там не расстреливали. А я, возьму с собой бензина канистру и… а бывало и так - стоит машина ЗИМ, так даже бензин в баке залит. А ЗИМы были, только у этих самых… у руководителей

 

— Не ЗИМы, а ЗИС 110?

 

Нет, именно ЗИМ, машина большая, очень дорогая машина. Десять тысяч рублей стоила. Это я знаю. Мы нашли сбитый самолет Пе-2, и выкопали стрелка. А у него среди бумаг и документов были билеты лотереи. Розыгрыш должен был состояться в сентябре 41-го года. Там цены на все выигрыши приведены. Так как Вы все-таки в полк попали?

Первый полк номер … пятьсот с чем-то … Вылетов двадцать пять,— двадцать шесть сделал. Первый полк, первый вылет, и первый сбитый… Противник - летчик молодой мне тогда попался, вроде меня. Я чувствую, что он заблудился. А я ориентировался очень здорово, знал где и как надо лететь. И сбил самолет этот Фокке-Вульф-190. Я был на Лавочкине. На Ла-5.

 

— А скажите, у Вас был просто Ла-5, или Ла-5Ф, ФН?

 

Не помню. Вы знаете, как-то такие вещи… Лавочкин, да и все. Ла-5, да Ла-5.

 

— С гаргротом, без гаргрота - сзади у Вас фонарь был каплевидный или назад обзор закрыт был?

 

Сзади меня вроде стекло было над головой. Ну, оглянуться полностью не мог, а мог так поворот вот слегка. Да, был гаргрот… Потом нам сделали зеркала, поставили. Поставили впереди. На переплете. Вот так-то видно хорошо было.

 

— А Ла-5 по модификациям различались? По легкости управления, еще по каким-нибудь данным?

 

Ну, были легкие самолеты, были немного тяжелые. Даже из одной партии... Ну, все разные были. Каждый самолет надо изучить, один ведет влево, другой вправо. Слетаешь раз, подогнешь немножко, там пластина на элеронах была сантиметров 20 длинной и шириной 5. Потом слетаешь, еще подогнул, в другую сторону валится, опять подгибаешь. Вот такие дела….

 

— Вернемся к Фокке-Вульфу - как Вы его сбили?

 

Как-то он сам ко мне подвернулся. А я потерял своего ведущего, и старался найти его. Потом выяснилось - он заблудился и сел на вынужденную, а я прилетел на аэродром как положено. Я когда сбил, знаете, такая радость была - «Сбил! Сбил!»

 

— А его Вам засчитали?

 

Этот засчитали. Это потом - не засчитали два самолета. И все потому, что в бою смотреть некогда, куда упадет. Стреляешь, попадания видишь, но смотреть времени нет. Надо куда-то уходить, или как-то маневрировать, а то ведь самого собьют…

Да, отвлекся. Не знаю, стрелял он по мне, или не стрелял. У меня не было никаких пробоин. Я увидел, что пули попали в него. Трассу-то видно хорошо. Уверен был, что сбил, хотя падения не наблюдал… Когда прилетел в тыл, мне говорят: «А вон твой - сбитый!»

 

— А не помните, какого цвета трасса была?

 

Чуть желтоватая, светлая. Или оранжевая, ну, в общем, такая светлая, что видно прямо… одного цвета.

 

— Всегда?

 

Всегда.

 

— Скажите, пожалуйста, вот Вы прибыли в полк. Какова процедура? Как Вас встречали? К кому Вас поставили ведомым?

 

Я уже говорил - в двух полках был. В первом, пятьсот… Не вспомнить никак… Я встретил своего знакомого, сосед бывший. Он говорит: «Уже семь сбитых у меня». Но мы с ним мало послужили, я ушел в другой полк, потому, что с командиром эскадрильи не поладили, выгнал он меня. Выгнал – все, говорит, иди. Взял у меня пистолет, пострелял. А я из пистолета никогда не стрелял, никогда… Повздорили мы с ним чего-то из-за оружия. Хотя оружие взял я еще в финскую войну. Я ведь участник и финской войны…

 

— А кем Вы там участвовали?

 

Добровольно ушел. Работал на заводе Климова. Мотоциклы Л-7 делали. И военную продукцию делали. Коробки скоростей, по-моему, делали для какой-то машины. Вызвали, в этот самый… комсомол, секретарь комсомольской организации говорит: «Воевать хочешь?»

Ну, как ты откажешься? «Хочу...». «Ждите».

Мне не было еще восемнадцати лет. Нас собрали… — зима была, мороз. Собрали в этот…- дача там у меня…- В Орехово. Собрали нас тысячу человек - солдат. И почему-то я сразу стал связным командира батальона. И попали мы в место -тридцать километров от города, где Ладога начинается, озеро. Ну, может быть Старая Ладога, называется. Нас привезли копать ямы. «И ни курить, ни пить, ни кричать, ничего нельзя…»

И вот мы втроем яму себе делали. Выкопали, деревья срубили, сучки обрубили, наложили слой веток, которые срубили с деревьев. Сделали подходы и туда залезли спать. Сон был, но холодно… А утром нам выдали шубы, валенки… Откуда взяли - не знаю. В общем, тепло стало, нормально… Шубой закроемся, и спать ложимся.

А потом направили на линию обороны. Там речка втекает в Ладогу, на том берегу они, а на этом берегу мы. Вырыли себе траншеи и ходим… Возьмешь штык, повесишь шапку, выставишь - выстрел – раз, и дырка в шапке. Снайпера ихние били… А когда батальон стал наступать - наступал прямо со льда на берег - положили там много народу… с пулеметов, много осталось убитых. А на другой день война закончилась. Или через день, не помню точно. И мы начали трупы своих вытаскивать. Полбатальона потеряли…

 

— А финнов много было убитых?

 

Нет, они в траншеях сидели, в укрытиях - в теплых, бетонных.

 

— Ну так все равно их же артиллерией обстреливали, самолеты бомбили…

 

Ну, это против наших потерь не то. Наши-то на льду голом... Наступало 9 батальонов добровольцев. Короче избили они нас.

 

— А белые плащ-накидки выдавали?

 

Нет.

 

— В шинелях и шли в атаку?

 

Даже не в шинелях, а в куртках - на лыжах были. И наверно ватные штаны. Ну, я не помню. Наверное, ватные штаны были, потому что было тепло. Вот, как бои кончились, дали мне шесть тысяч рублей за бои, так я вернулся на завод, мне даже в качестве премии разрешили мотоцикл купить…

 

— Вернемся к Отечественной войне. Я все-таки не понял, какова была причина Вашего разлада с командиром эскадрильи? И как это выгнал? У него же прав на это не было? Вы пошли к командиру полка, наверное?

 

Я командира полка не помню вообще, даже лица не помню. Мне был дан документ - ехать в 180-й полк. Я сел и поехал. Стоял он не далеко, но и не близко. И оказалось, что в новом полку у меня больше друзей, еще с моей школы.

 

— А по 180-му полку, вот сразу первый такой вопрос, просто не терпится. Веселов Николай Михайлович… У него двенадцать побед, да?

 

Веселов. Хороший командир полка, очень хороший, И как человек - хороший.

 

— А вот командиры полков у Вас были: Горев, а потом еще кто?

 

Стасенко, Мирошнеченко.

 

— А Чертков?

 

Был.

 

— Черков или Чертков?

 

Чертков.

 

— Вот Вы пришли в 180-й полк, и что, Вас сразу старшим летчиком назначили или Вы были ведомым у кого-то?

 

Вначале ведомым… Гуськов у меня был командир 2-ой эскадрильи. Михаил Васильевич. Хороший командир был, и как летчик. Вот помню, полетели мы раз, собрал он всю эскадрилью четырнадцать самолетов. Я в его звене, четыре самолета, мы первые шли. Он с ведомым, и я с ведомым, вот. А потом там по звеньям, по эскадрильи, четырнадцать штук полетели мы, значит, отбомбили какую-то деревню. Подвешивали две бомбы по пятьдесят — сто килограммов, небольшие. Вот пришли, бросили на деревню и обратно домой. Бомбили «по лаптю», конечно, по команде.

Опять отвлекся.

Я мало был ведомым... У Сережи Майкова, он погиб, разбился. Был из Киева. Знал его Героев, мой ведомый был. Только вот не знаю, жив Героев или нет.

 

— Когда погиб Горев Николай Дмитриевич и как?

 

Летали они с Героевым, на задание, бомбить… Он один из первых погиб в полку. Потом второй разбился Кападзе. Я садился на аэродром, но ушел на второй круг, а Леша Кападзе за мной потянулся и потерял скорость, упал на землю. Но жив остался.

 

— Героев — это фамилия?

 

Героев — фамилия, я был его ведомым, потом он у меня… Получилось так. Они с Горевым зашли далеко. А облака закрыли аэродром. Героев ему и предлагает: «Давай, — говорит, — прыгать с парашютом!» Ну, сам выпрыгнул как положено и опустился на землю.

А Сережа распустил парашют в кабине, а потом вывалился и… зацепился за самолет. И разбился, его привезли мертвым.

 

— У Вас рации в Ла-5 были только приемники или приемники с передатчиками уже?

 

Были сразу и передатчики….

Потом меня назначили старшим летчиком. В тот день командир эскадрильи заблудился. Я смотрю, повел нас от аэродрома… уходит. Ну, думаю, может маневр какой-нибудь сделает. А потом: «Где находимся?»

Кузин Николай Иванович, его зам, говорит: «Не знаю!»

«Кто знает, где мы находимся?»

И я говорю: «Я знаю».

«Ну, веди эскадрилью!»

«Давайте!— я говорю,— поведу, а вы за мной».

Ну, уменьшили скорость, ну вот, выпустил шасси, прошел: «Все аэродром видят? Подо мной аэродром». Сел первый я, потом за мной второй Глушков, пришел и поцеловал меня. Я говорю: «Ты чего?»

«Молодец! А как ты ориентируешься?»

Я говорю: «Просто». Я все время знал, где мы находимся, с самого начала, когда еще на У-2 начинал. Я никогда не блудил. Ну, в общем, он стал меня уважать немножко, за то, что я его вот выручил. Ну, мы с ним дружили. Все задания сложные он мне поручал.

 

— А сколько у Вас побед?

 

У меня всего числится сбитых двенадцать. После первого еще один самолет, тоже так же напоролся на меня, я его и сбил… И я считал, что два, видел как они горели. И вдруг приезжает с Киева инспектор: «Сколько у тебя сбитых самолетов?»

Отвечаю «Два». А потом была какая-то официальная комиссия из вышестоящей организации. Разбираться в ситуации: вроде как наши войска сбили много самолетов. А по летчикам не расписано - кто сбил. Ну, прикинули, посчитали по вылетам - сколько вылетов сделали, сколько воздушных боев... Приехали, приказ привезли и все… Мне десять добавили, Покрышкину, говорят, двести приписать хотели. Так и Героя получить элементарно можно было. Но наши ребята послушали все это дело, а раздали всем, да и плюнули, мол, ничего хорошего не получилось бы. Ну и короче, ничего и не получилось. Из Москвы осадили, чтоб «очки не втирали». Так все у всех и осталось, как до этого и было. Деньги, правда, вроде за сбитых выписали.

 

— Ну а Вы считаете, сколько у Вас сбитых? Как Вы сами считаете?

 

Я видел двух, еще двух может быть….

 

— Покрышкин далеко от Вас базировался? Его полк?

 

Были на одном аэродроме, были и на разных аэродромах. Ну, больше на разных. Я забирался в его самолет. Дверцы открываешь, как все равно в машину садишься.

 

— Вы лично видели, самого Покрышкина?

 

Видел.

 

— А Кожедуба видели?

 

Видел. В Кракове. Вылетов пять, наверное, параллельно сделали. В Кракове весь аэродром был забит. Большой аэродром, пять полков, по-моему, базировалось.

 

— А вот незасчитанные победы у Вас есть?

 

Нет, таких у меня нету. Ни с кем я не спорил. К чему?

За сбитых деньги я все переводил на книжку. Много было, тысяч 80 после войны снял... Многие пропивали, а я водкой не увлекался. Мало выпивал… Как-то водку я, ну, не любил.

 

— Кстати, насчет водки. Сто грамм постоянно давали?

 

Постоянно. И кто сбил тому побольше. Обедали, ужинали всей эскадрильей, всем полком. В войну, все, все как-то вместе приходили и садились за стол. Первая там эскадрилья занимает там сколько-то, вторая эскадрилья… Летчиков не так уж много было.

 

— На самолетах у Вас какие-нибудь обозначения цветом эскадрильи были?

 

Нет, только номера. Заводские номера.

 

— А вот у Вас какие номера были? Вы вот не помните?

 

Нет, не помню.

 

— Скажите, пожалуйста, у Вас самолеты в полку именные были? Подарочные с надписями?

 

Самолеты, да нам приходили в полк дарственные и купленные. От кого, я не помню. А так - Дмитрий Лукошко так иногда писал кое-чего. Командир полка розочки рисовал. Это, по-моему, командир полка первый, который утонул. Леша Сашенко, вроде, был. Он полетел смотреть какой-то аэродром недалеко от Кракова - это в Польше. У-2 не готов был. И полетел на боевом, полетел, скапотировал на посадке, попал в воду - в лужу, и захлебнулся - утонул. Там народ был на аэродроме, но пока подошли, пока перевернули машину, он утонул. Они боялись что загорится и взорвется самолет, подходить не хотели… А пока суть да дело в фонарь вода набралась и он захлебнулся. Тело положили, послали за машиной, труп увезти, а какой-то парнишка подвернулся, взял да одежду стащил у него на пропой, костюм вот летный. Ну, нашли этот костюм, нашли этого парнишку.

 

— И что с ним? Наказали?

 

Наверное, наказали, я этого уже не знаю. Наверное, наказали. Хороший был командир полка.

 

— А Вы на таком летали, дарственном?

 

Летал, наверное. На разных самолетах летал.

 

— Вы не помните, они чем-нибудь отличались? По отделке, там от обычных, стандартных, которые шли от завода серийным потоком?

 

Ну надпись была… А так и вспомнить-то нечего…

 

— Вы в войну в каком звании закончили?

 

Войну закончил в звании майора. Командир второй эскадрильи.

Командир полка был Глушков. А летал в основном я. И еще летал другой командир эскадрильи Петя Панченко. Петр Петрович.

- Как вы получали награды?

 

Так получали за тридцать вылетов боевых, тогда давали орден, за пятьдесят, сто и так далее. И за сбитые. Это Сталин приказ такой дал. Вот я сделал сто, сто пятьдесят пять боевых. Нет, сто пятьдесят четыре боевых вылета, вот. И… у меня мало орденов.

 

- А почему?

 

Не давали. Сперва давали ордена «по записи», то есть записывали что дали, а ордена хранились где-то там… Но я с командиром дивизии Героем Советского Союза Лакеевым повздорил, и он мне награды зажал.

 

— Вы что-нибудь вспомните, истории какие-нибудь интересные?

 

Значит, вот подо Львовом, Ходорев такой городок есть. Это южнее Львова. Там было, значит, такое озеро большое, а от озера речка идет. А потом эта речка заканчивается. Вот и я все наблюдал вот за этой… И я все подозревал, думаю:

«Почему тут кончается, там течет вот эта вода, а тут закрыто. — И думаю, — надо тут попробовать стрельнуть». Так и стрельнул. Шел с задания, так я знал, это озеро справа от меня, вот. Ну, я слева, вижу там какие-то пароходики, понимаешь, вроде, и по пароходикам по этим как дал. Взрыв! И выше меня огонь.

 

- Вы с какой высоты стреляли?

 

Стрелял метров, наверное… Ну сто метров высоты было. Да, метров сто. Хорошо видно мне было, как стрельнул и взрыв. И этот взрыв такой огромадный был... Проскочил я, и сперва не заметил силы взрыва. Выскочил, посмотрел, пылает выше меня, на сто двадцать метров. Сто двадцать метров замерил, справа это озеро загорелось, вот. Эта речка быстро выгорела, а это озеро горит. Ну, пришел на базу, сел и горело оно у нас пятьдесят или сорок дней. Все я удивляюсь, как жив остался.

 

- А что это было такое?

 

А там бензина запасы. Целое озеро бензина. А горело, так видно за несколько километров… видно далеко. Так вот немцы замаскировали хранилище под озеро – сверху вода и станция насосная. Качали вроде воду немцы, а там бензин был. Ну, в общем, они бензином были обеспечены.

 

— Бывало ли такое, что более опытные пилоты дарили молодым, сбитые самолеты?

 

Да нет, по-моему. Что бы сбил и отдал кому-то другому…Такого не было.

 

— Основное занятие Вашего полка, в чем заключалось? Вот какие задачи в основном выполняли?

 

Какие скажут, такие и выполняли. Прикрытие штурмовиков - много вылетов было. 98 вроде. Бомбардировщиков, тоже были случаи.

 

— Летали с кислородными масками?

 

Да, А как же иначе. Кислород всегда был, да. Если чувствуешь, что тебе не хватает, кранчик открыл побольше.

 

— А у Вас был мундштук или маска?

 

Маска. А мундштуков не было. Я их даже не видел.

 

— Скажите, пожалуйста, на Ваш взгляд. Самое неприятное задание, самое сложное, которое могло быть. Вот, что истребители больше всего не любили?

 

Не знаю. Мне казалось, все одинаково. Вот я сделал сто пятьдесят вылетов. Ни одного вылета не было, что бы сказал: «О! Ерунда!» Нет, например кто-то говорит, что хуже всего было прикрывать штурмовики. «Ой, — говорят, как не любили. — Что все, — говорят, — зенитки твои». Ну бывает и так. Когда прикрываешь Илов, или выше забираешь, или куда-то в сторону уходишь. Понимаешь? А бывает так, что попал в сторону, да не в ту, там огня больше. Ну, истребителю проще, раз и повернул в другое место, занял. Уходишь быстро от зениток. Вот. Ну а бывало так, что и сбивали.

 

— На Ваших глазах товарищи гибли? Или вылетали и пропали, и все? Ну вот так, что бы Вы летите, на прикрытие, и Вы видите, как зенитка попала в самолет, он взорвался, или увидели, как горящим вниз пошел? Было такое?

 

Ну не без этого. Он просто вниз уходит… Сбитый, может и не сбитым быть, может там внизу истребители? То есть, четко сказать, однозначно, что самолет уничтожен. Дело в том, что я считаю так. Если ты летчик, это невозможно все увидеть. Понимаешь? Надо только обеспечить себя или скоростью или высотой.

Бывало и так: вылетел и… вернулся, но пешком. Вот Героев... они полетели вдвоем, а вернулись - один пешком, а второй на лошади - мертвый. Второй - погиб.

 

— На сколько вообще запаса топлива хватало, по времени?

 

По времени, может быть в пределах три часа, на Лавочкине. Это на самом экономичном режиме.

 

— А в бою?

 

В бою, может быть… Да час, час-то уж хватит. Час как минимум. Даже побольше.

 

— Мне говорили, что на Ла-5 на форсаже, если на боевом режиме, полчаса и самолет с сухими баками.

 

Нет, это неправда.

 

— Нам один человек из 2-го гвардейского полка говорил, что им на Ла-5 ставили импортные двигатели – американские. Были ли у Вас такие случаи, что бы у Вас ставили какие-то другие двигатели?

 

Не было, не помню таких двигателей.

 

— Сколько моточасов служил двигатель до переборки?

 

По-моему, 200 часов.

 

— А самолет, планер?

 

А самолет бесконечно… Ну, летает и летает, пока не сломали.

 

— Вы сколько сменили за войну самолетов?

 

Да я даже в один день летал на разных самолетах.

 

— У Вас своего не было, закрепленного?

 

Закрепленный был. Но бывает так, что кто-то там на нем уже работает, или в ремонте стоит, и тогда я на другом лечу. Любой самолет, который есть, который я захочу, на том вылечу.

Вот полетел однажды на чужом самолете, летел, летел, нормально и вдруг перевернуло вдоль оси, и я оказался без сознания. Потом пришел в себя и думаю «В чем дело?» У Лавочкина были посадочные щитки которые выпускали на посадке. Они как-то заходили за крючок и держались. А со временем детали стирались и крепление ослаблялось, и вот у меня на скорости один и вышел - и меня так перевернуло, что я сознание потерял. Хорошо на высоте дело было, а то в землю бы воткнулся сразу.

Ну, самолет узкий, потом эти «нашейники» - не побился, только потерял сознание и снова пришел в себя.

Ведомый спрашивает: «Что ты мудишь? — говорит, — Ты чего крутишься?».

Вот я только в сознание пришел и отвечаю - «Потом… Прилечу - расскажу».

Прилетел и вот говорю Филиппов, — был у нас такой техник звена: «Меня так перевернуло, что я сознание потерял». Мы слышали про такие случаи в других полках. Вроде летчики погибли даже.

 

— Были ли жалобы со стороны летчиков на то, что было жарко и то, что горячие выхлопные газы проникали в кабину…

 

Пекло очень. Я, например, нашел старое кожаное пальто, и сапоги закрывал сверху. Настолько пекло, что убираешь ноги с педалей. Ну, когда начинаешь воевать, так про это забываешь.

 

— С фонарем закрытым всегда летали? Или с открытым летали?

 

Всегда с закрытым, всегда, все время с закрытым.

 

— А вот качество стекла? Остекление нормальное было или с желтизной? С трещинами?

 

Нет. Хорошее стекло. Чистили, мыли их все время.

 

— Бронестекло у Вас стояло или обычное было?

 

Какое-то бронестекло стояло, но оно настолько уже мутное… ну не то что бы мутное, а не видно… Заднее. Сантиметров 10.

 

— А переднее?

 

Переднее - фонарь. Там вот такой толщины стекло сантиметров тридцать… Ну не меньше десяти…Толстое было, очень толстое, но только переднее, а боковые — простые.

 

— Как вы узнали о том, что победа пришла?

 

Да как все. 19 апреля 45 года я вылетел в последний раз. В последнем вылете взорвал какой-то склад с горючим. Был я у девушки у одной. И вдруг стрельба . Я выскочил из дома, а навстречу солдаты – идут и в воздух стреляют. Я спрашиваю «Ты чего дуришь?», а он мне в ответ – «Командир, ты что, не знаешь? Война то кончилась!» Ну и я начал стрелять… Победили!

Вот так. Ну, вы уж меня простите, что не много рассказал, но что вспомнить смог… Стар я стал, да два инсульта… Может где и подзабыл.

[kazak]

Еще одно интерьвью с ветераном. Обратите внимани на интересный способ торможения на ЯК-9ДТ...

Интервью с летчиком 43 иап

Иваном Лукичем Звягиным

(05.05.1920-09.07.2006)

 

Брал интервью: Олег Корытов

Лит обработка: Игорь Жидов

Контроль по фактическому материалу: Влад Антипов

Интервью: 01.07-09.07.2006

Замечание: Отступления от основной темы в скобках.

 

Иван Лукич, расскажите про свое детство, где вы родились?

 

Иван Лукич Звягин: Я – чалдон, то есть Сибиряк. Родился я в деревне Кольняково, Кемеровская область, 5 мая 1920 года. Деревня была - домов сорок или пятьдесят… Точно не помню. Я был там недавно - три года назад - большое село, там добывают уголь, открытый разрез. С японцами торгуют.

Родители мои - крестьяне-середняки. Отец - Лука Яковлевич. Лука…, а я не Лукич, а Лукьянович по паспорту, почему Лукьянович, я не знаю. Ну, Лукьянович и Лукьянович… И сестра Мария, она тоже - Лукьяновна. Назовешь Лукичичной, так ей не нравилось, она и в паспорте тоже Лукьяновна была. (Смеется).

Сестра моя жила в городе Ленинск-Кузнецкий. До него километров шестьдесят. Кончил я четыре класса в деревне, и она меня взяла учиться туда в пятый класс. Ну, поступил, а потом приказ был Сталина, что всех крестьян в Школу Крестьянской Молодежи (ШКМ) направлять. Отправили меня в эту ШКМ. Я там всего одну ночь ночевал, голодно, холодно… И опять пришел в город к сестре. И говорю: - я учиться там не буду, потому что там холодно, да и никто там за мной не смотрит, и готовить самому надо. И меня отправили обратно в деревню. Я тот год сейчас вспоминаю с удовольствием, потому что был сам себе представлен. У меня еще коньки были - катался на них. А потом и у нас открылась ШКМ. Был в деревне большой дом - купеческий. Там и открыли школу семилетку. Я ее кончил, и потом опять пошел в город к сестре, и поступил теперь в восьмой класс.

Когда в девятом классе учился, вышел приказ Сталина - создавать аэроклубы. Медицинская комиссия меня признала неограниченно годным. И в Ленинск-Кузнецке я кончил аэроклуб.

 

— А на чем летали?

 

Тогда типов самолетов было немного. А у нас в школе были учебные самолеты - По-2.

Десятый класс кончил, и в армию призывать стали. Тогда восемнадцатилетних призывали в армию. И я «загремел» - мне уже был девятнадцатый год.

На Дальний Восток направили, в роту стрелковую, по охране воинского склада №252. Год целый там «отходил». Прошли мы подготовку, стрелять научились. Мне поручили быть пулеметчиком, первым номером.

А потом на Дальнем Востоке создали Хорольскую школу военных пилотов. Хороль — это город такой. Начальника школы помню - Мамаков. Я эту школу окончил.

Учились мы там мало. Мне дали два провозных на По-2, и выпустили самостоятельно. Не знаю, я, наверное, способный был. (Смеется). На По-2 я прошел программу, часов, наверное, пять или шесть налетал. А потом прислали к нам УТИ. И мы прошли «скоростную» подготовку на учебном самолете, на спарке И-16.

И направили меня в начале 1941-го в 48-й истребительный полк на Дальний Восток. Там переучились на другую материальную часть. На И-153…

 

— «Чайка»?

 

«Чайка»! Ну, Вы знаете даже? Я думал, сейчас уже никто не знает…

Было это под Владивостоком - станция Березовка. 48 ИАП располагался на аэродроме Лесное, от Спасска восемь - десять километров.

Командир эскадрильи у нас был Шепель, Сидор Романович. Я и сейчас дивлюсь его знаниям. А ведь он ничего не кончал, а нам такие штуки давал, так нас учил! И летать, и стрелять ночью.… Ходить на низкой высоте… Короче все, что нужно знать летчику боевому на фронте.

Но основное – Шепель воспитывал нас. Он рассказал свою историю. Он сгорел, но лечился, ему пластику сделали, потом стал командиром эскадрильи. Он, Шепель, действительно руководил летным составом. Шепель – это был такой человек… Вы знаете, особого ума был, мало таких было. У него у самого знания были хорошие. Он учил нас хорошо. Ни один командир эскадрильи так не учил….

 

— То есть командир был высшего класса, можно сказать?

 

Ну как тебе сказать, какие сравнения.… Ну, вот у меня класс был, а он в моем понятии был высшего класса. Да!… Но вот когда на Кубань пришли, он полетал, наверное, всего с неделю и сбили его, с ведомым… Жичиным… (Шепель, Сидор Романович, 24.04.1943 подбит в воздушном бою с истребителями Ме-110 под Новороссийском на самолете Як7б №4213. Сбил 1 самолет противника. Жичин, Иван Алексеевич, 29.05.1943 не вернулся с боевого задания в районе Краснодарского края на самолете Як-1. Запись в ЖБД "Подбит в возд бою, с-т сгорел, л-к выброс на параш, местопребыван не обнаружено". Сбил 1 самолет противника).

 

— В военной школе отрабатывали групповой пилотаж и воздушный бой?

 

Показывали, по полету-то сделали. Учили летать, все по порядку.

 

— Есть сведения, что для снижения аварийности, перед самой войной, был введен запрет на высший пилотаж в училищах и строевых частях. У Вас такое было?

 

Нет.

 

— В каком звании закончили училище?

 

Я — сержант.

 

— Как, на Ваше мнение, самый главный недостаток у молодых летчиков после училища?

 

Что после училища, что после школы - полетов мало.

 

— А какой у Вас был налет?

 

Надо в летную книжку посмотреть.

 

— То есть налет небольшой и тактически неподготовлены?

 

Готовили хорошо. Зоны прошли воздушные, бои были… да. Специально все, как положено летчику. Тактику учили, но на словах все больше.

 

— Вы с товарищами ощущали приближение войны?

 

Нет, ничего не ощущали.

 

— Получается, что 48-й полк стал кузницей кадров?

 

Да, 48–й полк… Командиром полка был Толбышев. Он остался там, на Дальнем Востоке. В основном полк был сержантский. Год прошел, и началась война… Приказ пришел: список составлять - летчиков, которые летали более-менее предполагалось отправить на фронт. И образовали 43-й полк.

 

43 иап

 

Перелетели мы в Новосибирск, переучились на самолеты Як-7Б. На каждом самолете написано: «Башкыр колхоз сыпы» - башкирские колхозники подарили эти самолеты. Перегнали их под Москву на аэродром в Люберцы и сдали. А нам дали другие. Мы полетали на них, и послали нас на бойню. А бойня была тогда одна - на Кубани. Было там сосредоточено очень много немецких самолетов.

У нас в корпусе (Дивизии? – В.А.) было три пока. Всего это порядка ста двадцати – ста тридцати самолетов.

На Кубани я сделал сорок один вылет, сбил два самолета. И все было прекрасно. Но на сорок втором - меня сбили… Горел я. С тех пор вот у меня лицо такое. И руки, и ноги.… По-моему, попало в водяное охлаждение, там какие температуры под давлением, больше ста градусов, меня обдало и ошпарило...

А получилось это так. Уже конец полета, мы свои войска прикрывали почти час, осталось пять минут, и, пожалуйста - в меня попал снаряд. Мой самолет развалился. Чтобы прыгать, я и не думал. Меня выбросило так, что все, что на мне было, все, как есть, оторвалось - скорость была большая… Но главное - парашют открылся… Я пришел в сознание, на мне все сгорело. Но - «Я живой!». Осадчиев, когда меня сбили, вокруг меня облетел. Показал куда идти, я и потом ушел туда. А упал я на берегу, где Кубань впадает в море… (Запись в документах полка 27.05.1943 "Подбит в возд. бою, выброс с параш., с-т сгорел. Местонахожд. Звягина не устан.")

 

— Сбили зениткой или истребители?

 

Я и не знаю. Были мы над своей территорией. Попал я к гражданским лицам, которые спасались от огня противника. Они меня на лодке отвезли, наверное, с километр. И потом меня солдатики схватили - линия фронта рядом - и к командиру батальона меня притащили. Он посмотрел на меня - я порядочно сгорел. Напоил меня пьяным, да и отправили меня в медсанбат. В медсанбате я пролежал двадцать дней.

 

— Медсанбат? фронтовой госпиталь? армейский? тыловой?

 

Да никаких армейских, никаких там тыловых, Полевой или как это… сан, сан… санитарный что ли.… Ну, простая санитарная часть – я же недвижимый был. Меня обвязали всего: руки, ноги, все и голову. А перед этим смазали… как его?… забыл лекарство… красным.

 

— Марганцовкой?

 

Во-во - марганцовкой. Все смазали, и я лежал…. А лежали где: полы все земляные, в деревне… Ну, потом врач маску снял с меня, с лица, сняли с рук повязки, и стало видно, что там все загноилось, и направили меня в Краснодар.

В Краснодаре я, наверное, дней пять полежал, а потом в Кировобад. В общей сложности месяца два, только в госпиталях. Это было двадцать четвертое июня, в августе месяце меня комиссовали. У меня шея не поворачивалась – сгорела, вот здесь, под подбородком, все мясо было открыто… Здорово сгорело… и ограничены движения головой.

На комиссии дали мне месяц отпуска. Я поехал к себе домой в деревню, жил, наверно, с месяц дома, с родителями.

А потом пришел в военкомат, в Ленинск-Кузнецк. И что Вы думаете? - меня направили опять в летную часть, в Новосибирск, опять в полк, в котором мы переучивались. Я там вылета два или три сделал, и все - направили меня на фронт. Отправили через Москву, там я был, наверное, дней десять-пятнадцать. Получил орден в Грановитой палате

— А кто вручал, не помните?

 

Председатель Верховного Совета Молдавии. Бровков, по-моему, фамилия. (Председатель Президиума Верховного Совета Молдавской ССР Федор Григорьевич Бровко. – В.А.) Сейчас, знаете, память. Прошло уже шестьдесят лет с лишним.

И попал я опять в свой полк. Собрал всех командир полка, и говорит: каким надо быть преданным, что бы после ранения, придти обратно в полк. Это, говорит, - редкие люди, кто приходит обратно в полк.

И опять я во второй эскадрилье. Голова плохо вращается, а работать надо. Головой резко крутанешь – все рубцы на шее лопаются, кровят… Перевязки делали - и, как врач и сказал, наверное, год не заживало. Мешало очень, но я летал.

Участвовал в освобождении Крыма, потом Белоруссия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, и, наконец, Берлин. И сделал я за это время больше ста вылетов.

Сопровождали Илы, бомбардировщики, штурмовали, ходил на разведку, разведчик я не плохой был. Летал я и на Черное море на разведку - нашел корабли, Потом бомбили. Разведчиков у нас много было – ведь нужно подтверждение - одному не поверят.

Потом после Крыма, и на третьем Белорусском фронте тем же самым занимался делом. Полк был у нас такой - много вылетов на разведку сделали.

Штурмовали отходящего противника…. Они ходили колоннами, мы приходили и били по дороге. Особенно на Украине было.

Разведчики скажут: идет колонна - Со стороны зайдешь на бреющем полете, наискосок вот так вот (показывает). Дорог не было, ни шоссейных, никаких. А грунтовые - разве это дороги, когда грязь, солдаты сами тянули артиллерию... Куда разбегаться-то? Можно только упасть и все… Я, наверное, вылетов пять сделал. В Крыму штурмовали аэродромы противника. По одному аэродрому я, наверное, вылетов пять сделал на штурмовку.

 

— Вы летали на И-16, Чайке, ЯК-7Б и еще на чем?

 

Когда мы переучились в Новосибирске, я летал на ЯК-7Б, потом на фронте мы перешли на ЯК-9. Сорокапятимиллиметровая пушка на самолете - это страшная штука. Когда я на Фоккера налетел и попал ему в крыло, то оно просто отвалилось…

Потом дали ЯК-3. ЯК-3 — металлические, делали их в Саратове.

А как раз, когда переходили на реактивную технику, меня списали. К этому времени старых летчиков осталось мало, два или три летчика...

Летчики были опытные, но авиация не щадит никого. Двое разбилось: Сакульский и Козаренко. Они погибли на самолетах ЯК-9 уже после войны. А так, все хорошо было. (Смеется)…

 

— У меня список по прибытию на Кубань вашей эскадрильи: командир Шепель, зам. командира Осадчиев, командир звена Маковский, командир звена Андрющенко, летчики-сержанты: Меркулов Смирнов. Звягин, Васильев, Глушков, Жичин, Крюков

А у меня фото всех где-то есть. Вы знаете, я ни одного сборища не пропустил. Нас, участников войны, собирали, по-моему, восемь раз. В Новосибирске, Москве, в Киеве и т. д. И везде я был.

У меня эти фотокарточки где-то есть… Андреев — зам. командира, зам. командира эскадрильи. Он с Дальнего Востока с нами пришел…

 

— По данным архива Министерства обороны, за Вами 20 апреля 43 года в 16.48 числится сбитым Мессершмитт 109, около Новороссийска. Можете вспомнить, что это за бой был?

 

Вы знаете, я его нечаянно сбил… Я летел в паре с Андрющенко. Я не был ведомым, ведь я был уже старший летчик. - «в крыло» ходили… Как сбил? - Просто. Он попал мне в прицел. Выстрелил - два пулемета и пушка…

 

— Он видимо атаковал вашего ведущего, но сам попал в прицел?

 

Да что там, никакого ведущего. Вы знаете, на Кубани было там… когда приходишь на фронт, там кишело… Самолеты - и немецкие, и наши, там не поймешь, что делается. А он сам залез. Они все сами залезли. И я тоже к ним сам залез в прицел, когда меня тоже рубанули. Вот так. Война, есть война. Потери должны быть, от этого никуда не уйдешь.

 

— 5 мая 1943 года – за Вами числятся 2 Ю-88. Про этот бой можете что-нибудь вспомнить?

 

Это когда мы бомбардировщиков сопровождали. Малая Земля, где Брежнев бывал…. Если Вы будете там, посмотрите - там слой пять-шесть сантиметров металла лежит на берегу.

Гитлер задачу поставил: авиация должна уничтожить наш десант. И они летали день и ночь - бомбили. И вот как получается, наши самолеты бомбят их позиции, а они - наши. У бомбардировщика маневренность плохая. К нему зайдешь - раз и готов. Но, ихние стрелки мешали, и у нас от бомбардировщиков много погибло - Андрющенко, Андреев…

 

- То есть Вы пересеклись курсами и воспользовались удачной обстановкой?

 

На фронте все идет удачно… Неудачно бывает только в тот раз, когда за хвостом не смотришь… Ведущий атакует. Они идут рядом, (показывает) и я этого бью…. Вот он идет, этот… бомбардировщик, а здесь я подхожу на расстоянии десять-пятнадцать метров и - «огонь». Всего одна атака. Смотришь, он задымил и все. А потом? Что, сопровождать его? Смотреть будешь где он упадет? Нет, у меня ведущий. И надо с ним прийти на свой аэродром. Он атаковал, переворот, ушел. И я - атаковал, переворот, ушел.

 

— Вопрос на самом деле важный. Как подтверждали сбитие? В морской авиации свой порядок был…

 

Слушай. Везде порядок один. Надо подтверждение иметь: где он упал, привезти какую-то деталь и это показать.

 

— Из моря-то запчасть не достанешь. Поэтому в морской авиации попроще было...

 

Да, попроще? На Кубани-то мы были, над морем бои-то были. И я Вам скажу: подтверждение было то, что он задымил и ушел. А где он упал? Это одному Богу известно. Не будешь же сопровождать его до земли. Вы понимаете, в чем дело. Потому что тебя тоже тут же схватят. Это вопрос сложный очень.

(Продолжает перечислять товарищей)… Маковский — Герой Советского Союза, Меркулов, Костиков. Костиков есть?

 

— Костиков тут есть. Командир звена, старший лейтенант Костиков. Но он не в эскадрильи, он в полку числится. Это список полка.

 

Герой Советского Союза Кочетов — Герой Советского Союза, Осадчиев — Герой Советского Союза. До нашего полка он работал под Сталинградом…

 

— Меня просили выяснить подробности одного эпизода. Летом 1944-го года, Вы сопровождали штурмовики в район Каунаса. Можете рассказать, что произошло тогда. Что за конфликт был с Дорошенковым после этого вылета.

 

Совершенно верно. И мы потерял там четыре самолета. Откуда это все известно? А где-то отчет, что ли был?

 

— Есть несколько отчетов, и раппорт командира полка Дорошенкова, о том, что у Вас с ним состоялся на эту тему крупный разговор…

 

Я сопровождал Илов восьмерку. Состав группы прикрытия предполагался четверкой - я и Нырченко Николай Михайлович, Ронзин Борис Дмитриевич и… его ведомого… я не помню. В результате чего же только два самолета попали на прикрытие?…. Ронзин, Ронзин… А! У него шасси не убрались, или у его ведомого, он сел, сел на аэродром… Короче, получилось, что парой я сопровождал. Прилетели под Каунас. Илы штурмовали танки сразу восьмеркой. А тут Фокке-Вульфы прилетели, целая группа. И начали сшибать. И вот сшибали, и сшибали - четыре самолета сбили.

Потом-то выяснилось, они сели на землю, все нормально… Ну, может стрелков убили… А летчики, кажется, все были живы. Но четыре самолета не вернулись.

Капитан Дорошенко, он еще участвовал в войне в Монголии…. Он, знаете, какой-то сумасшедший - не считался с летным составом. Он был какой-то.… Ну, может быть, командир был и правильный, но грубый. Говорит: «Ты что наделал? Ты говно, а не летчик! Ты потерял столько Илов. Почему ты их бросил?»

А что я мог сделать, когда я был там только парой. Ну, Фокке-Вульф один сбили. Но на этом дело кончилось… Ну а что делать? Надо пережить.

Вот когда я на Кубани выбил Мессершмитт-109, который сзади командира полка атаковал - поперек обстрелял, и он после этого ушел.… Когда мы вернулись, командир спрашивает: «Кто на №38?» (Это он про бортовой номер) Я отвечаю: «Ну, я!» «Спасибо». И все…

А тут….. А что я мог сделать? Ведь Фоккеров было, наверное, штук двенадцать…

Он написал на меня рапорт.… И после этого еще добавил: «А я ведь хотел тебя на второй Боевого Красного Знамени представить».

 

— А в архиве этого Фокке-Вульфа нету.

 

Ну, нету, так нету.

 

— Он там не числится. Может быть, он где-то проходил…

 

Где-то, что-то.… Ну, не надо…

 

— Вот Вы стреляли с Як-9К с 45-ти миллиметровой пушкой. И попали в крыло, и четко видели, что оно отвалилось? Дату приблизительно хотя бы, не можете вспомнить?

 

Четко видел… Это был май месяц, по-моему… Весной это было… На прикрытие… Да мы столько аэродромов прошли, разве всех их упомнишь. Аэродромов, наверное, штук сорок - с одного аэродрома на другой аэродром. Сейчас у меня из головы все улетело. Раньше знал. А теперь не помню…

 

— Как у Вас поддерживали моральный дух? Волю к борьбе, что называется.

 

А какой моральный дух… Вы знаете, что.… Когда меня били на Кубани, а я на Кубани четырежды подбит был… И то я как-то не особо боялся. Идет самолет противника, значит надо стрелять, надо сбивать, надо.… А моральный дух? Приходим вечером в столовую, что бы стресс этот снять... По сто грамм водки выпьешь, покушаешь и все.

 

— Свободное время как проводили? Ну не все время же летали?

 

А не было свободного-то времени. Авиация — это такая организация, которая начинается с восьми утра. В столовую сходили, и до самого вечера сидишь у самолета. Никуда не уходи. Дадут команду - в самолет и полетел. Летали по приказу. Планирует армия. Оттуда и команду дают командиру полка, он отправляет нас.

 

— Кормили Вас как? Питались отдельно от тех. состава или все вместе?

 

Отдельно. У нас норма пятая. А седьмая - у техников - похуже. Мы голодные не были. На фронте везде, где были, питание «вволю». Даже фрукты иногда появлялись. Фрукты — это виноград, яблоки… А мясное - тушенка американская была. Питались вообще хорошо.

 

— Молодежь как в бой вводили?

 

Молодых в летный состав, наверное, пришло человек пятьдесят... Приходит молодой летчик, говоришь ему: выучи район. Подготовить летный состав к бою, первое - изучение района. Надо с летчиком проработать весь район: где основные опорные пункты, как выходить, как их узнать... Бывает: летать-то летает, а аэродрома не найдет… Ну, их сбивали. Все вроде как надо ему по порядку расскажешь – все, а он полетит, и не прилетит. Много потеряли мы молодого летного состава из-за этого. Ну а с теми, кто хорошо ориентировались, все нормально… Зоны проходили. А вот чтобы учебный воздушный бой вести… Некогда заниматься этим делом, но проводили. Командир полка, командир его эскадрильи или командир его звена с ним работали.

 

— Какова интенсивность была обычной и максимальная? Количество боевых вылетов за день?

 

До шести вылетов приходилось в день. Это - на Кубани. Это максимально. Ну, вот я столько вылетов сделал — сто сорок два вылета. Погоды нет, не летаем, погода хорошая - на Кубани - шесть вылетов в день. Было и так - погоды нет, и целый месяц сидим.

Был знаете, у меня какой то критический момент… Начиная с самого утра до вечера - сопровождать бомбардировщиков, сопровождать Илов, прикрытие своих войск… Из кабины вылезал, и сил никаких не было. Но это было один раз.

 

— Можете, ну так, типичный воздушный бой описать? То есть от начала: взлетели и до посадки. Как это выглядело вообще?

 

Этот вопрос - непонятный. Никаких воздушных боев, что бы какой-то клубок самолетов, этого не было.

Никакой борьбы не было. Увидел - сзади подошел - ударил. Но бомбардировщика нельзя бить в хвост - там стрелок сидит, он тебя срубит. Бомбардировщик надо брать снизу: подходишь под углом двадцать-тридцать градусов. И приходишь с опережением, сколько-то «тысячных» взял и стреляешь. Вот так можно сбить…

Вы знаете что, на Кубани всегда облачность, вылетаешь - облачность, и не видно, вдруг перед тобой противник сразу вывалился. Прямо перед тобой его хвост, бьешь и все. Атака одна. А такого, чтобы «приходят, и давай воевать» - этого не было. Атака одна. Скорость и маневренность. И на этом дело кончено.

 

— То есть, бой происходил следующим образом: увидел противника, приблизился, атаковал… И ушел?

 

Да, - буквально, максимум полминуты. Да и полминуты - это много. Сама атака – секунд десять максимум. И еще надо опознать: чей самолет.… На фронте, там гвалт такой. Кто-то кричит: «Мессер у тебя на хвосте». Другой, еще что-нибудь, «давай, атакуем», «давай сделаем». Ну, в общем-то, нужный разговор, но самолетов было много.

 

— То есть эфир забит был?

 

Забит, забит!

 

— Ваше личное мнение. До 43-го года, какой был лучший истребитель, и после 43-го года, у нас?

 

Раньше были И-16 и И-153. Они маленькую скорость имели. А потом Яки пошли, потом Лавочкины. А какой из них… Яки или Лавочкины, после 43-го года. Яки да Лавочкин, больше у нас истребителей не было. У них скорость была одинаковой, но Як — у него лоб открыт, а Лавочкин — у него закрыт. У него впереди двигатель звездный, так. Он более неуязвимый. А скорость одинаковая была.

 

— Так. Какой самолет было проще пилотировать из Яков?

 

Да одинаково.

 

— А с 45-ти миллиметровой пушкой не тяжеловат был?

 

Ничего не чувствовалось. Мотор-то 1700 лошадиных сил. Ну, может быть скорость меньше на пять километров, да все. Но ведь когда ходишь на прикрытие, скорость не максимальная, а триста-триста двадцать километров. Расход топлива сильно зависит от скорости. Если быстрее лететь, можно сжечь топливо за тридцать-сорок минут. Или можешь летать два часа. И если по маршруту пойдешь с большой скоростью, то может не хватить.

 

— Отсутствие счетчика расхода боеприпасов не мешало? У немцев, например, в машине стоял специальный счетчик, который показывал летчику, сколько патронов осталось. Отсутствие такого счетчика не мешало?

 

Какие счетчики?… Никто не думал об этом. Не было у нас этого.

 

— Одному знакомому летчику я задал такой вопрос: «Хватало ли вооружения истребителя?» Он ответил: «Если стрелять не умеешь, патронов хоть вагон поставь, толку никакого».

 

Да. Прав он.

 

— Какая была модификация из Яков самая удачная на Ваш взгляд, по всем, по общему комплексу параметров?

 

В начале самая лучшая была Як-7Б, потом Як-1 пошли. Хорошие самолеты. Ну, Як-3 это уже в 44-м году появился, полностью металлический. Он легкий. И на нем было летать, как говорят, «на удивление»…. Ведь каждый килограмм надо же тащить. А мотор один и тот же.

И еще был Як-9ТД. Это тяжелый, бомбардировщик. Мы же и бомбили - подвешивали бомбы на пилонах. Это было на третьем Белорусском.

Лучший самолет, конечно, Як-3.

И Лавочкины металлические пошли, перевооружились на Лавочкина. Яки бросили… - но это было уже в мирное время. Ну а что? Такая же скорость, и посадочная та же самая, все то же самое. Ну, пять километров - это не решает вопрос.

 

— Вы летали на немецких самолетах?

 

Нет. Не летал, я только бил. Они лучше были: и скорость больше километров на тридцать-сорок. Маневренность у них горизонтальная плохая была, вертикальная хорошая. На вертикали он и атакует и уходит.

 

— К немцам как к летчикам, как относились? Уважали, не уважали, боялись, не боялись?

 

Да как? Я их видел что ли? Враг, есть враг. Считай все уже сказано.

Боялись? Когда тебя атакуют, все боятся. Отношение к немецким летчикам?… Я не знаю…

Вот разбили мы группу «Удет» на Кубани. Там же особые летчики были, они же все «дубовые» кресты имели - они как «герои» были…. Да, достойные летчики. И у нас достойные тоже летчики есть. Личное мнение у меня такое: пилоты равные, но все-таки немецкие самолеты были лучше.

 

— А пилоты у них были опытнее?

 

Ну, причем тут опыт? Они же готовились пойти на Россию. И летный состав готовили…. Гитлеру все страны подчинялись: Франция, Венгрия, Италия…. Все на него работали. Заводы все на него работали. Летчики жили не как наши.… И немец приходил летать, он и летал.

 

— Вам лично не мешало разделенное управление двигателем - газом и винтом? На Яках же было разделенное управление, отдельная ручка для шага винта, отдельно ручка для газа. Или Вы ставили винт в «малый» и только управляли газом.

 

Есть «тяжелый винт», есть «легкий винт». Шаг меняется. Угол атаки… Когда по маршруту летишь, ставишь большой шаг, так обороты будут меньше, горючего будешь меньше тратить. Когда надо догнать или еще что-нибудь, переводишь винт на малый шаг - обороты будут больше, и тяга будет, и скорость будет больше.

Ну а как же не пользоваться, обязательно каждый пользовался.

 

— Я говорил со многими, и примерно половина облегчали винт до упора и все…

 

На фронте - да, всегда скорость-то надо больше иметь… Малый шаг и обороты больше.

 

— Вас сбивали, четыре раза? Вы видели противника, который Вас атаковал?

 

Только на Кубани меня сбили. 3 раза подбили. А больше нигде. Видел, конечно. Ну, как не увидишь - трасса идет, зажигательные пули летят… Делаешь маневр, что бы уйти от этой трассы… И уходишь. А потом смотришь – и он уже ушел. Трасса: четыре патрона и они все разные. Трассирующая идет - показывает, попал или нет. Трасса пошла и потеряется в самолете – значит попал. А если не попал, она идет дальше…

 

— А планер самолета как реагировал, когда в Ваш самолет попадали?

 

Четыре раза подбивали. Пока мотор работает, пока управление не сбилось, — нормально. Но прилетишь, - у нас же перкалью было все покрыто - лохмотья летят. Опять перкаль натянут, и опять летишь.

 

— Как связь работала?

 

Первое время – никак. Только у ведущих был приемник-передатчик. А у ведомых ни у кого не было. Мы такие бедные были, что только в 43-м году стали появляться самолеты со всем оборудованием. У летчика ведомого был приемник, а у ведущего передатчик и приемник. А так все. А до этого и ничего не было. Только ведущий в группе. В эскадрилье два самолета с передатчиком-приемником, остальные… ничего не было. А сама радиостанция - они же не совершенны были. Настройка уходит, и что говорит понять очень трудно. Настраивать все время надо… И вот крутишь ручку, крутишь…

 

— Переговоры противника слушали?

 

Да ничего не слушали… Когда его слушать-то? Это командование собирает всякие данные. А я - летчик, и этим делом не занимался.

 

— Наземные службы наведения, оповещения предупреждали о наличии немецких асов в воздухе?

 

Эти станции появились только после Кубани. Но как предупреждали: «Самолеты идут». Или: «Разведчик идет»…

Это уже уровень командира корпуса, в полку ничего не было.

 

— Закрылки в воздушном бою использовали? - Вопрос дурацкий, понимаю. Но, тем не менее, такой вопрос задается ветеранам. Откуда он появился, объясню: когда у нас появились ЛаГГи-3, некоторые летчики для улучшения маневренности выпускали на небольшой градус посадочный щиток. Это применялось и немцами на Фокке-Вульфах 190-х, и американцами на Лайтнингах.

 

Никаких закрылок… Никто не использовал. Это, Вы знаете, только торможение и все.

 

— На какую дальность у Вас было оружие пристреляно? Пристреливали по Вашему требованию?

 

Сначала было на двести метров, потом на сто. Никто, ничего не требовал. Я приходил, сел, полетел. Вот и все. И никто ничего не просил. А кто у кого мог просить?

 

— При выстреле отдача имеется. И при стрельбе из 45-ти миллиметровой пушки, отдача должна быть наибольшая. Она как сказывалась? Разброс…

 

Вы хотите сказать, торможение или что? Ну, например, под Каунасом я немножко перелетел, ну аэродром-то короткий, и три выстрела сделал, он сразу становится. Так что торможение хорошее.

 

— Бомбить, штурмовать часто приходилось?

 

На Кубани и в Крыму. В Крыму, когда погнали их. Они по дорогам шли.

Ну, а эффективность? Ну, я же не знаю, кого убил, кого не убил. Машины идут, люди сидят.… Стреляешь… А сколько попадет - неизвестно. Сколько убил? Я что, считал сколько? Записали данные кто как доложит, и все, на этом дело кончилось. Да никто этого не знает, ничего этого не видно.

Штурмовали в основном колонны и аэродромы. На линию фронта штурмовать не отправляли. Основная цель штурмовок была задержать передвижение противника по дорогам и блокировать аэродром.

 

— Основное вооружение, какое было? Бомбы сотки?

 

Пятидесятки-сотки. Но, Вы знаете что, это один вылет был - по две бомбы под крылом. Это какая-то вынужденная ситуация была. А так истребители без бомб.

 

— Практиковали ли вылеты с неполной заправкой для облегчения самолета?

 

Всегда полностью все заправляли…

 

— У Вас ЯК-7Б был с двигателем 105-ПА или ПФ?

 

Разные. Я знаете, про это ничего не скажу. У нас самолеты были месяц-два, и их списывали.

 

— Прицелы у Вас, какие были - кольца на стекле?

 

Кольца. Кольца и крест. Народ поработал в конструкторском бюро, и поставили в самолет только крест. Что бы только в крест попал…

 

— Общее впечатление от Яковлевских машин, нормальные самолеты были?

 

Другого я ж не видел. Да, нормальное отношение было. Ну а как же не будешь относиться нормально, когда ты на нем работаешь.

 

— ЛаГГи, например не любили, говорили — тяжелый, медленный и все такое.

 

Как это – «не любили»? Вот это я не знаю.

 

— На Ваш взгляд: какое самое положительное качество было у Яка, и какое самое отрицательное?

 

На мой взгляд - только маневренность на горизонтали, виражи на горизонтали - ни один немецкий самолет не может достать. Потому что у меня радиус меньше, а него больше – и не может он - сорвется в штопор. Отрицательное – у Яков «вертикали» не было.

 

— Помните ли Вы, кто был Вашим механиком в 43-м полку?

 

Конечно! - Воробьев. Всю войну. Он обслужил все сто сорок два вылета. Очень старательный человек, любил летный состав. Он самолеты держал в отличном состоянии.

 

— Какие-то нестандартные ситуации, связанные с отказом техники были?

 

Ничего не отказывало. Ничего не было. Меня сбивать-то сбили один раз, вот недостаток. Это немцы меня сбили, а так техника работала хорошо….. Прекрасно работала, прекрасный человек, Виктор Дмитриевич.

 

— Какие-нибудь примечательные истории с ним помните?

 

Ну, какие истории? Они обыкновенные кажутся сейчас. Все было…. Как вернешься на аэродром - радуешься.

 

— В полк приходили самолеты из других полков, подержанные?

 

Мы только на новых летали, налетали по двадцать-двадцать пять часов. Все время новые, на старых - нельзя летать. Скорость мала. А ходили все время, как говорят, на критических оборотах, на большой скорости. Двигатели-то изнашивались. Самолет изнашивался в дым. И больше пятидесяти полетов на самолетах не делалось. И все самолеты, которые отлетали, мы отправляли в школы… Их сдавали. В Краснодаре была школа, она самолеты забирала.

 

— В полку самолеты дорабатывали новые или как пришли, так и летали? Ну, какие-то персональные доработки?

 

Ничего не делали. Как приходят, так все было на самолете, никто ничего не делал.

 

— Драться с кем сложнее было, с Мессершмиттом или Фокке-Вульфом?

 

Хм… Я с Мессершмиттами-то много дрался. А Фокке-Вульфы – с ними мало. Но как тебе сказать. Не разбираешься, где Фокке-Вульф, где Мессершмитт. Видишь - противник. Фоккер - он лобастый, а хвост тонкий, а Мессершмитт он весь тонкий.

 

— Где и когда состоялся Ваш первый вылет боевой вылет? И первый воздушный бой?

 

На Кубани, в Новой Титаровке. Я сделал там сорок четыре вылета, почти каждый вылет с воздушным боем - Но воздушные бои, они короткие. Одна атака — попал, не попал… Сбить самолет не так то просто.

Поначалу я ж был ведомым, - сержант. А ведущим у меня был Андрющенко Николай. Он атакует и уходит. И я тоже ухожу - ведь его бросать не могу.. Получается, что я сбивал только те самолеты, которые сами ко мне шли.

 

— На земле самолеты уничтожали? И как подтверждали уничтожение?

 

Уничтожали. Какое подтверждение? Никакого подтверждения не было. Атакуешь и они - самолеты горят.

На мысе Херсонес весь аэродром был забит самолетами, рядами стояли. Там группа большая очень была, там, наверное, было полка два, не меньше. Это группа «Удет» - самые высшие, пилотажники. (Возможно, ошибка – там в это время этой группы вроде не было – О.В.К.) Штурмовали мы рано утром. На восходе со стороны солнца шли туда. Спускаешься до пяти метров. И на метрах пяти идешь над аэродромом. На этом аэродроме зенитки были сосредоточены. У нас там погибли летчики: Андрюхин, Колосков, и еще были те, которых я не знаю.

 

— По ночам боевые полеты совершали?

 

Нет. Ночью не летали, — только днем.

 

- С реактивными самолетами немцев встречались? В конце войны?

 

Нет.

 

— Бывали случаи в полку, когда более опытные летчики дарили победы молодым?

 

Да каким молодым? Мы все молодые. «Старых» через десять-пятнадцать дней уже не было, их поизвели…

 

— Ну, вот к концу-то войны, Вы тоже уже «стариком» считались?

 

Из бывших сержантов у нас Нирколов остался, Костиков Федя. (Фамилия Нирколов в летном составе полка не числится – В.А.). Еще Герои - Лебедев, Осадчиев… Всего человек восемь, наверное, осталось тех, что с Дальнего Востока. Ну, командир полка, комиссар остался, но комиссар, командир полка и зам - они редко летали.

 

— А обмундирование у Вас, какое было?

 

Мы сержанты были - гимнастерка и брюки больше ничего. Летали летом в комбинезонах, Для зимы меховые брюки, меховая куртка, да. Все меховое. Унты. В унтах еще унтята. Обмундирование для защиты от мороза, очень хорошее, теплое.

 

— Маски на лицо кротовые?

 

Маски? Маски, это когда на высоту поднимаешься, маску одеваешь. После четырех тысяч метров одеваешь маску. Потому что на семи тысячах вдохнул и все, и сгорел, кровь кипит…

 

— Я про ту, что для защиты лица, была такая у летчиков. Для защиты от морозов, из крота она делалась.

 

Защита от мороза? Меховая?… Но самолеты уже были теплые, чего защищаться. Маска, она так, в кармане была.

 

— Дефицит в летном обмундировании был?

 

Какой дефицит?... Обмундирование нам, что положено было по штату, то и было. А остальное рубашка и брюки — это обыкновенные армейские.

 

— Были ли случаи, когда боевые вылеты не засчитывались?

 

Когда боевые вылеты не зачитывались? Допустим, сопровождаешь бомбардировщика — потерял бомбардировщика и всей группе, которая была, - не засчитывается. Но у нас, каким-то образом, делалась договоренность с командирами тяжелых самолетов. Они считали, что засчитывать надо, потому что не засчитать толку-то нету. Понимаете? А морально действует - пришел к командиру полка, а он сказал: вылет не засчитывается. А это не верно.

15-й, 272-й (274-й – В.А.) и 43-й полк… Это наши полки, а 43-й был самый результативный полк по числу сбитых самолетов. И у нас шесть героев, по-моему, было…

 

— В списке – десять Героев….

 

Дай мне посмотреть эту бумагу. (Читает) Анкудинов Егор Ефимович - он не наш. Анкудинов пришел к нам из другого полка. Бородин Николай Васильевич, Джабидзе, Конуковьев, Костиков, Кочетов, Лебедев, Маковский, Меркулов и Осачьев. Все есть, кроме Анкудинова.

 

— Подробности гибели Волчкова Николая Григорьевича в бою 27.3.44-го года помните?

 

Нет. Он в другом полку был. Был заместитель командира пока, а потом командиром полка.

(Смотрит список) Гулин Сергей Степанович — это комиссар, но летал. Очень добрый человек, его в живых нет. Дорошенков Александр Андрианович — это командир полка. Николаенко Дмитрий Ефимович — это заместитель командира полка.

 

— Интересуют подробности прихода и ухода в полк Николаенко, про его судьбу ходит много разных разговоров.

 

Последний раз я его видел после войны, я уже демобилизован был, на Витебском вокзале встретились. Он уже гражданским был. Подробности не знаю. В полк пришел… ну, как все приходили. Ушел - на повышение… Он очень хороший летчик. Ну что про Николаенко вспомнить… Он толковый командир полка, дело знал. Он к концу войны стал командиром полка. Отправили его на юг, я не знаю номер этого полка, но на юге. Мы стояли под Берлином в Эльштале, а он на юге. Пилот он хороший, человек солидный, высокий. А на послевоенных встречах он нигде не попадался.

А Анкудинов, Бородин, Джабидзе, Конуков - эти были на встречах везде. Мы встречались в Ленинграде, на Кубани, где командир полка жил